– Я вот что могу тебе сказать: читая книги, обретаешь свободу разума, говоря с людьми, обретаешь свободу души, а познавая наедине себя – свободу сердца, – сказал Аркадий.
7
Первые числа февраля ударили с весьма ожидаемыми морозами. Несмотря на это, день наш в самом разгаре. В клубе сегодня достаточно участников и посетителей. Аркадий наблюдал за выступлением каких-то чтецов на клубной сцене. Вроде бы они там ставили любительскую постановку пьесы «На дне» Горького. Аркадий активно участвовал в процессе, он явно горел всем этим делом. До меня, сидящего за столом, ясно доносились их словесные баталии, у Аркадия и чтецов, похоже, возникают расхождения в общей видимости сюжета и постановке пьесы, отсюда произрастают дебаты. Из всего контекста устного противоборства я смог услышать лишь то, что чтецы утверждали Аркадию, что Максим Горький был умнейший человек на своем веку, а мой многоуважаемый друг этому яростно противился, категорический отрицал сие суждение.
Другие же читатели мирно вели тихие разговоры друг с дружкой или попросту читали книги. Аналогично многим я сидел и читал стихи Ахматовой. Нас, всех сидящих в зале, объединяло то, что мы дружно, пусть и ментально, но таки дружно купались в сигаретном дыму и криках пылкой дискуссии Аркадия с чтецами.
Спор утих, стали слышны шаги позади. Внезапно на глаза опустилась темнота. Руки Аркадия закрыли мне очи со словами:
– Дайте свету молодежи! – После чего я убрал его руки с лица долой. На это он лишь басовито рассмеялся.
– Слухай, в десятых числах февраля будет что-то вроде конкурса талантов в училище. Я планирую туда наведаться, прозондировать обстановку по культурной насыщенности обучающихся, не хочешь со мной?
– Я буду там вне зависимости от твоего присутствия. Там ты сможешь увидеть мои картины, я один из прямых участников с талантом.
– В таком случае – я просто обязан быть там! Заверяю тебя, мой друг, я приду.
– Классно. А в чем заключался ваш спор с чтецами?
– Ничего особенного, просто коммуняки порвались.
– Ясности это не внесло.
8
Наконец-то настало двенадцатое февраля, день моей выставки. Вернее, день открытой демонстрации талантов студентов нашего училища.
Вот я стою у стендов со своими работами, случается переговариваюсь со зрителями, бывает, и с коллегами по делу выходит поздороваться да поговорить. В целом, достаточно скучно. Много народа и шума, именно того, чего я не люблю. Однако настал момент, когда все меня раздражающее уходит на второй план – явился Аркадий. Он в привычно-красочной манере осматривал, комментировал и в основном хвалил мои труды. После же изъявил желание посмотреть работы и творчество других студентов. Я не возразил, он ушел.
Вновь мне пришлось принимать одного зрителя за другим в гордом одиночестве. Как же это наскучивает, однотипные вопросы, крики и оры. Неужели тяжело понять одно правило – спрашивать художника о смысле картины – не этично!
Так бы все мерно и шло, если бы в какой-то момент перед моими стендами не появилась Лера и ее подруга. Вот кого-кого, а ее я тут увидеть не надеялся, она ведь спортсмен вроде как, а я не привык как-то наблюдать за тем, что им интересно искусство и подобное. Хотя вот ее подруга – Надя Соломина, и по совместительству наша староста, эта маленькая девчушка, заинтересованная в науках, была ожидаемой персоной на этом мероприятии. Девочки тщательно рассматривали мои картины, несмотря на то что по ним было видно, что они особо ничего не понимали, они продолжали смотреть и узнавать от меня подробности о создании моих «шедевров». Что ж, похвально. В итоге от них я схлопотал так же, как и от Аркадия, – восхищение и похвалу.
Мне кажется, что Надя смотрела на наше с Лерой взаимодействие и думала о чем-то не том, она краснела и хихикала время от времени. Вот, девчонки, надумают себе всякого, потом выглядишь в их глазах как неясно что. Хотя, вообще, есть на что обратить внимание. Может быть, наши с Лерой переглядывания показались ей милыми?
Тем временем Лера обмолвилась, что ей стало как-то холодновато. Не удивительно, в помещении и правда было прохладно. Ни у нее, ни у Нади нет ничего, чего бы можно было накинуть на себя. Зато при мне был пиджак. Я снял его и накинул на Леру. Она подметила, что он тяжелый, но от того-то и теплый. Лера поблагодарила меня и пообещала вернуть одежу по окончанию события. Ушли и они.
Через пару десятков минут ко мне подошел зрелый мужчина с молодой девушкой. Выглядел он деловито и как-то выбивался, подобно нам с Аркадием, из общей массы, только был старее, сопровождающая его девушка отличалась тем же. Кстати, приглядевшись к этой девушке, я узнал в ней студентку с курса искусствоведенья, ее звали Мартой, однако фамилии ее мне не было известно.