Поэт, которого, как выяснилось, звали Сергей, обомлел и начал дико возмущаться такому, стоит сказать, правдивому и неполживому комментарию и оценке своего творения. Сергей разбушевался не на шутку, стоя на одном месте, в максимально важной, но от этого не менее смешной позе он бравировал детскими, максималистскими фразами в марксистском стиле про несправедливость, коя проста разрывала собой оценку, выданную Аркадэ. Также он не забывал все время упоминать, что придет время, революция свершится, и Аркадия и всех его подпевал (видимо, нас) расстреляют.
С каждым новым бредовым тезисом, исходящим из уст Сергея, Аркадий улыбался все шире, пока серьезно не сказал:
– Сергей Александрович, добренькой, покажите-ка трудовую, пожалуйста! – Убийственная фраза. Сергей ахнул и со злостью вывалился со сцены. Проклиная всех вокруг и сапожнически бранясь, он укатился и из зала. Дышать стало ощутимо легче.
– Кто этот фразер? Ой, простите-с, алый херувим революции! – с иронией вопросил я, поравнявшись с Аркадием.
– Ты что!? – Изобразив наигранный удивленный вид: – Живешь в нашем городке и не знаешь известнейшего тутошнего поэта – Сергея Александровича Стояковского, глашатая борьбы с прибавочной стоимостью? Ну, батюшка, эт – позор!
– Ах как жаль, какой я гаер… – Я сделался посерьезнее. – Нет, серьезно, кто это?
– Ну, как его звать – ты знаешь, а ко всему прочему, он – посредственность, не более. Очередной красный, ни дня нормально не работавший, босяк, но не в материальном плане, а в духовном. Ко мне на прожарку сюда такие часто захаживают. Потом плачут, сильно плачут. Ведь живой дискурс – это вам не лапшу на уши в интернете вешать.
– Позорище. Это же надо при своих пролетарских сочувствиях выглядеть как истинный буржуй, а на деле как кабачок.
– Ну почему же? Скорее как корнеплод. А вообще, этот Стояковский – весьма и весьма известен и популярен в узких кругах нашего города.
– Дай угадаю – среди школяров?
– Да-да.
Мы сидели за столом, когда Аркадий спросил меня о том, почему я стал так редко появляться. Закурив и дав прикурить своим побратимам, я рассказал все как есть – и о Краммере, и о Марте, и даже о гонораре, обещанном за картину.
Затянув горький дым Аркадий, сказал:
– Лично я знаю в городе только одного Краммера. И он приличный искусствовед, было дело, учил меня как-то ввиду того, что сам он работал преподавателем в училище. Был я еще не Аркадием, а Аркашей, но тогда уже заприметил за этим Деби какую-то причудливость, и семья у него тоже странная, мигрантская, да и все они те еще фанфароны, поважнее нас всех вместе взятых будут. А коли ты уже видел самого Деби Краммера, то понимаешь, о чем я говорю. А? – Он хлопнул меня по предплечью.
– Есть такое. По виду он вроде ничего, а ведет себя странно, по крайней мере – так чувствуется.
– И какого это – рисовать красивую голую девушку? – спросил меня Дрозд.
– Знаешь, как-то странно. В смысле, Марта – достаточно непонятная девушка.
– Что ты имеешь в виду?
– Последнее время, пока я ее рисую, она ведет себя странно. Не стесняется, стоя нагой передо мной, задавать мне неприличные или личные вопросы, в ответ посмеивается, бывает что-то типа подразнивает. – Затянувшись: – В целом, кокетничает чересчур. Вот, представь, два дня назад – пришла, разделась, встала в позу, а я рисую и не могу понять, что в ней изменилось? А потом как дошло! Она, эти самые… – Жестом показал на места, где обычно располагаются соски. – Так сказать, более колонизировала это стало видно оттого, что они стали заметно сочнее и краснее. Я ей говорю: «Это что такое?» Она мне: «Это яблоки для Адама, ведь Ева их уже отведала».
– Ох…
– И тут я вот этой библейской темы не понял, что к чему…
– А…
– Так это еще не все! Вчера, при прощании поцеловала свою ладонь и быстро прильнула ею к моим устам, до этого же все обходилось поцелуем в щеку, с которого я тоже выпадал, он, зараза, еще и продолжительней с каждым разом становился!
– Я вот все хочу узнать: а что тут такого-то? Тебе неприятны ласки mademoiselle? – спросил Дрозд.
– Дело не в этом! Мне просто максимально не комфортно, да и до неприличного странно, что едва знакомая мне леди, связанная со мню только исключительно деловым образом, позволяет себе так флиртовать. Меня такая фривольность всегда лишь отвращала.
– Тут все очевидно. Есть два option (варианта): либо ты ей понравился, либо она просто