Когда я вспомнил сие непотребство больного разума, меня прям на месте хватил смех. Дрозд и Аркадий посмотрели на меня как на идиота.
13
На землю снизошла вереница мартовских дней; стало теплеть, а снег – потихоньку исчезать. Опосля бессонной ночи, коя уже превратилась в ненарушаемую стабильность моей жизни из-за хотелки Марты «работать до победного конца», после достаточно напряженного учебного дня, под стать, кстати, ночи, я двигал домой. И пока я шел, меня тешила надежда – может, сегодня Марта решила не приходить ко мне? А то ее пришествия и ожидания меня около моей парадной стали случаться слишком часто – каждый день. Такое сложившееся жизненное обстоятельство, точнее, распорядок моей жизни губительно влиял на меня. Я устаю, на мне нет лица, о личном времени и осмысленном чтении говорить совсем не приходится, когда едва ли находится время на нормальный сеанс принятия пищи. Учеба – путь до дома – работа с Мартой – четырехчасовой сон. Измотан. С каждым днем я начинаю сожалеть все больше и больше принятом мною решении – нарисовать этот портрет.
Мысли о моей усталости сдавливали мне мозг и выжимали из меня последние силы – вместе с остатками трезвого разума. Однако – спасибо судьбе – в моем кармане провибрировал телефон. Павел прислал смешную картинку с подписью на французском. И не суть важна картинка, как и посыл, но важна подпись, а точнее то, что она была на французском. Посмеялся телом, мой разум, прибывающий в состоянии полудрема, запустил цепь размышлений.
Чист ли наш язык? Очевидно – нет. Засорен ли он и плохо ли это? Вот это уже вопрос поинтересней и многогранней. Я придумал хороший афоризм для всех тех, кто считает наш язык излишне переполненным заимствованиями: заимствований не существует в великих языках, таких, как латинский, но у таких великих языков существует один неотъемлемый атрибут – они мертвы, оттого никак и не развиваются. Отсюда я делаю вывод, что как таковые заимствования и нововведения – это хорошо. Одно меня не устраивает – тот, кто решает, что законно, а что нет, какое произношение верно, а какое – нет. Этим занимается кучка интеллигентов с кратными научными степенями, но какое они имеют на это право? Наверное – право сильного. Но выглядит сие для меня – нечестно. Ведь из-за их субъективного мнения по языковому вопросу страдаю я. Нет, меня не угнетает само существование слов с удвоенными «н», но меня смущает то, что престарелые прескриптивисты позволяют себе укорять меня за произношение каких-либо простецких слов по типу «звОнят», якобы я говорю неправильно, поставив альтернативное ударение. Да мне как бы все равно, я могу и так и так говорить, исходя только из силы воли своего разума, могу позволить себе то, чего не доступно старому словесному педанту и зануде.
Считаю, что язык обязан быть свободным, но от того не менее красивым, грациозным! Заимствованиям и другим новшествам – быть! Все просто, они просто должны звучать красиво и интегрироваться, равно как и использоваться – со вкусом. К примеру, феминитивы. Они просто убоги, их ровня есть слова по типу «ихний» и «егошний», звучат просто отвратительно. И тут всплывает из-под филологической и лингвистической глади новая дилемма – кому решать, что звучит красиво, а что нет? Пока я могу дать лишь один ответ – язык нужно устроить настолько дескриптивистким образом, чтобы я мог безукоризненно применять любые слова, ориентируясь на красоту их произношения в контексте связки слов. Стоп, что-то понесло меня куда-то в муть.