14
– Ну, вот положим, Бога – нет… – заявил Дрозд.
– Ну, положи! Я же не знаю, есть он или нет. Вообще, его существование как таковое не требует каких-либо доказательств, Павел, – сказал в ответ Аркадий.
Джентльмены спорили о Боге. Они занимались мучением одного из двух извечных вопросов – вопросом религии. В том, что у Аркадия и Павла были разные позиции по данному вопросу, – сомневаться не приходилось. Тут и дураку понятно, что у романтика мнение будет более духовно преисполнено, нежели чем у реалиста-материалиста, коему нравилась понятная прямота всего на свете.
Я решил вставить свои пять копеек:
– Друзья, не обессудьте, но, по-моему, Бог – это то, что объяснить никак нельзя, вернее – невозможно!
– Oui, mais cela ne rend pas ce dogme vrai! (Да, но это не делает эту догму правдивой!)
– Понятное дело, но и доказательств существования высшей сущности у нас не имеется. Поэтому я придерживаюсь религиозного агностицизма. Все-таки парой мне кажется, что все в этом мире происходит по прихоти всевышнего…
– Подробней, пожалуйста, – Дрозд вклинился в мою речь.
– Смотри, допустим, есть вы, атеисты.
– Oui.
– А что, если Богу угодно, чтобы какой-то пласт людей «заразился» условным атеизмом, дабы двигать его в массы, что в свою очередь будет являть собой своеобразную проверку на верность Богу? То есть я допускаю, что сейчас как в старые добрые времена, кои описаны в Библии, идет процесс преддверия трагедии, из которых вытечет история, подобная Ноеву Ковчегу или что-то вроде того.
– Ну, тут опять что-то из разряда того, чего ни доказать, ни опровергнуть нельзя…
– Более того! Получается – Богу все подвластно, и любое явление и процесс – возникают и происходят в соответствии с его желанием, и это в независимости от «негативной» или «позитивной» окраски.
– Ох…– Павел тяжело вздохнул. – Ладно. Просто, знаешь, я не могу ни при каких обстоятельствах признать наличие, а уж тем более puissance illimitée (безграничную силу) того, чего не вижу. Может, ты и прав, наша жизнь, все это – обман, однако я в это не верю.
Тут снова в разговор включился Аркадэ:
– Интересная гипотеза, Евгений. – Поворачиваясь к Дрозду: – Я же, наоборот, – верю в Бога, в силу своего окружения и воспитания, но претензия моя более высока. Мне, в сущности своей, совершенно не прельстит мысль, догмат, что я – раб божий. С такою бытностью я совершенно не согласен! Почему если я создан по его образу и подобию, то я есть его раб? Где он? Почему прячется от нас, своих детей, и обещает встречу только там?.. – Аркадий указал пальцем вверх. – Я бы хотел быть как минимум ему равным.
15
Сигарета умирает прямо у меня на руках, с каждым затягом я убиваю ее, а она хоронит меня. Я стою у здания училища и жду Леру. Жду ее специально, чтобы проводить, ибо думаю, что она будет не против. В прошлый раз я проводил ее, мне понравилось и, как мне кажется, понравилось и ей. Хотя стоит признать, наличие у нее парня меня гложет. Сейчас я даже не знаю… Гложет меня то, что с точки зрения общественности я поступаю неправильно, или то, что я так скромно скроен, – из-за чего мне так сложно просто взять и увести ее?
Так и стоял я с сигаретой и раздумьями, пока не вышла из училища и сама Лера. Вопреки моему желанию окликнуть ее она сделала это первее. Подойдя, она спросила у меня:
– Ты чего еще не дома, Женя?
Я ответил:
– Да, как-то дома делать нечего… Вот стою, думаю, чем-бы заняться. – Я врал и не краснел. – А ты случаем не на остановку идешь?
– Именно туда!
– Не хочешь – я могу проводить тебя?
– Было бы не плохо, пошли! – радостно ответила она.
С этого началось наше активное общение с Лерой Милашкевич и в виду того, что староста-Надя была подругой Леры, с ней тоже. И общение это с каждым днем медленно, но верно превращалось в дружбу.
Я провожал Леру почти каждый день, это переросло уже в ежедневный послеучебный двух–трехчасовой променад перед отъездом Леры домой на автобусе. Мало того, так еще я начал посещать вместе с Лерой и Надей разные локальные мероприятия и внеурочки. Получалось так: я делал все это только из-за Леры, ведь, по существу, девчачья компания меня как-то утомляла, их разговоры были обо всем и не о чем, в них не было ни глубины, ни широты. Последствием всего этого стал приход ко мне понимания факта моего взаимодействия с девчонками только лишь из-за любви к Лере. Любовь являлась двигателем ко всему в моих с ними отношениях, сие как-то смущало меня, но мною же и подавлялось.