Я спросил у него:
– Как пишется «гиппопотам»?
– Бегемот
Улыбаясь:
– Ясно, спасибо.
– А что ты там пишешь? Зачем тебе гиппопотам?
– Да так, пишу, что если сравнивать Ницше с животным миром, то он более всего похож, как ты сказал, на бегемота. Ибо такой же уверенный и рвущийся на пролом, к своей цели. Только в случае с Фридрихом Ницше – к установке новых догматов на пути к «сверхчеловеку».
– Интересно, конечно, но я бы на твоем месте не занимался такими сравнениями и ассоциациями в принципе. Как-то это стремно звучит.
Наш диалог прервала появлением в дверях какая-то напомаженная, до неприличности приличная и эпохальная дама. Выглядела она важно, а вместе с тем и дорого-богато. Несмотря на такое описание, она была молода и на любителя красива.
Цокая каблуками, она вошла и представилась Лорой Андреевной Цветковой. Аркадий, приняв вид, будто задумался, покорчился, потом внезапно обрадовался, встал и заявил:
– А-а-а, да-да-да, Лора Андреевна, я помню вас! Мы с вами познакомились на каком-то светском мероприятии, разговорились, и я вас пригласил к себе. Помню-помню!
По очереди мы поцеловали ее руку.
В общении с нами наша новоиспеченная участница клуба вела себя высоко и крайне деловито.
– Позвольте поинтересоваться… – начал я.
– Позволяю, – ответила мне Лора, закуривая сигарету через мундштук.
– Кто вы есть и чем занимаетесь? Почему наведались сюда?
– Знаете, Смысловский, этот город прямо по-тупому воздействует на меня. Эта хтонь, эта душевная морозь и черствость города и людей, в нем живущих, меня сводят прямо в могилу…
– Но вам ведь только 20 лет…
– Не важно. Важно то, что родилась я в приличной, богатой семье, где все увлекались различными культурными занятиями и науками. У меня же сталось так, что моим поприщем стала литература и философия. Отнюдь, живя в этой дыре N, я нигде не могла реализовать свои интересы до поры, пока не встретила Аркадия Кирилловича, он-то мне и подсказал о вашем клобе.
– То есть все от безысходности?
– Верно. Все никак я не могла найти место, где меня могут не то, чтобы понять, а хотя бы прочесть то, что я пишу. Вы, уважаемые, как я вижу, – читать хотя бы умеете. Или книги на полках лишь для вида?
– Умеем-умеем.
– Вот, ваш клоб – единственное место, где есть хоть чуточку интеллектуальной атмосферы.
Я привстал из-за стола и произнес:
– Будьте добры, Лора, а можно что-нибудь почитать из ваших трудов? – Невольно я глянул на Аркадэ, его лицо выразило что-то вроде «Ой, зря ты туда полез…»
Лора достала из своей сумочки маленькую книжицу и аккуратно положила на стол.
– Возьмите.
Взяв ее, я ее поразглядывал. Передо мной явилась книжка в дорогой, кожаной обложке, на которой красовалось золотыми буквами название «Генеалогия женского величия как метафизический догмат бытности». Ух, меня только от одного названия уже скукоживает по самые не балуй! Господи, оно еле вмещалось на обложку.
Листая страницы, я улавливал какой-то круто завернутый абсурд – из разряда «Женщина есть, в сущности, существо великое. Обуславливается и доказывается это тем, что оно может породить из своего лона человека себе подобного или даже более совершенного», «Женское эго – это величина непомерная, несоизмеримая, что задает всему вокруг окрас и производит верную, объективную оценку». Читая это, я ловил себя на мысли, что это какой-то пирожок с ничем. Выглядит и читается красиво, а по сути – пустота, но за красоту подачи, опять же, хотелось похвалить.
В это время Аркадий подошел ко мне за спину и из-за плеча тоже начал читать книжку в моих руках. «Родившая женщина – есть никто иной как Атлант, находящийся в жизненной цепи на позиции полупознания всего метафизического мира…» Ну, тут меня уже порвало, истерический смешок сдерживать сделалось невыносимо. Аркадий услышал мой смех, на его лице невольно растянулась до ушей улыбка.
Лора тут же заметила наш гогот и приняла обиженный вид, началось то, что обычных людей принято называть истерикой. Наша Лора заметалась с возмущениями туда-сюда по залу. Аркадий, заметив это, отошел от меня и направился к Лоре, громко приговаривая:
– Лорочка, дорогая, бросьте злиться, это мы даже не про вас!
Мне вспомнились слова Аркадия: «Какой же современный человек одновременно циник, и до крайности ранимый…», а ведь и правда. Хотя, если судить по крайности, то это ничто иное как позерство. Закрыв книгу и ласково положив ее на стол, я задумался. Смотря на Лору, мне показалось, что почему-то девушки и женщины мыслить широко, масштабно, в конце концов философски – не способны. Их суждения глубоки тогда, когда сводятся к тем предметам и вещам, что непосредственно востребованы к практике. Как будто женский пол предрасположен более к решению непосредственных проблем, а не к тому, чтобы искать, капаться в бытие и информации в округе. Мы мыслим о вещах пространных и о смыслах, они же – великолепно думают о том, что уже есть, о локальных проблемах и зачастую неплохо их решают.