Получилось так, что Анна, уделила мне сегодня почти все свое время, отведенное на мероприятие для поклонников. Она учила меня кататься до тех пор, пока у меня не начало получаться хотя бы крепко и уверенно стоять на льду. Как-то случилось так, что я плотно шлепнулся, это было почти в самом начале нашего специфичного обучения, она подъехала помочь мне подняться. Тогда она спросила:
– Не ударился?
– Нет-нет, все хорошо.
– Кстати, а как тебя зовут? А то мы все на «ты» да на «ты», имени твоего даже не удосужилась узнать.
– Мне зовут Евгений.
– Можно Женя?
– Вообще можно, но мне такое сокращение ласкательное не прельстит, но вам… то есть тебе – почему бы и нет.
Мы продолжали кататься вместе.
– Ты занимаешься чем-то деловым? – спросила она. – По твоему прилежному виду можно подумать, если бы не твое молодое лицо, что ты сверхпедантичный офисный работник.
– Да нет, я всего-навсего художник… А вид мой, он такой со вкусом, конечно, но только потому, что мне так нравится.
– Любопытно… – Она с интересом посмотрела на меня. – Что рисуешь?
– Людей, ну, в основном портреты. – Так, пока Анна меня учила, мы параллельно разговаривали о разных мелочах, о том да сем, в общем не слишком важном, наверное.
Хоть Анна и хотела, по-видимому, уделить мне все свое время взаправду, я все-таки подумал об ее поклонниках и собрался уже уходить. И когда я прощался с Анной, она посоветовала мне прийти еще раз завтра, дабы подтянуть и довести до ума все выученные за сегодня элементы катания по льду. Что ж, я без всякой смуты согласился, хотя после сегодняшнего проката моя пятая точка вся болела и страшно ныла.
Как и было условлено, на следующий день явился вновь я на каток, Анна уже ждала меня там, словно специально. В этот раз я уже не ломался и сразу вышел на лед, наш спортивный «ликбез» продолжился. Все прошло крайне весело и продуктивно, я уже почти что без всякого труда мог кататься на коньках.
На третий день на катке я не появлялся, так как Анна сказала, что у нее дела и сегодня она не сможет со мною покататься, поэтому в своем прибывании там я не увидел смысла. Зато она сказала, что завтра снова будет там.
Через день я пришел к ней в ледовый дворец. К моему удивлению, народу было не так много, как всегда. Когда я приблизился ко льду, то увидал, как Аннушка исполняет свою восхитительную программу. Видимо она тренировалась, оттачивая мастерство, которое, по мне, и так уже было близко к идеалу. Невольно очаровавшись сим процессом нежной деятельности, я достал из кармана пиджака блокнот и стал рисовать. То, что сейчас вновь рисую, находясь так близко к чему-то неописуемому, мне напомнило одну из первых значимых встреч с Лерой, помнится – тогда я тоже следил за тем, что мне казалось великолепным, а позже вовсе запечатлел это. Вспоминать сие мне как-то неприятно, но оно само навязывается в разум.
Буквально за несколько минут я накидал точный и будто бы живой портрет Анны. И стоило мне только закончить и перевести внимание на лед, так сразу же возникла перед мною сама Аня.
– Привет… – Помахала она рукой. – Что делаешь?
Я до сих пор прибывал в поразительном состоянии эйфории от умопомрачительного катания Анны.
– Аннушка, ты горяча! Пока твои стилеты на льду – мое сердце пылает ярким пламенем! – Боже, что я говорю. Совсем уж стыд потерял.
Она засмущалась:
– Спасибо, я польщена твоими словами. Так что ты там пишешь… или рисуешь?
– Не пишу – рисую! – Показывая книжку, в коей творил: – Рисую тебя.
Беря книжку в руки:
– Поразительно! Ты так хорошо рисуешь, Женя, точь-в-точь похоже. Как ты умудрился? Я же была даже не в статичном положении.
– А, пустяки! Талант – одним словом.
– Ты подписал меня «пламенным лебедем»?
– А че, в смысле? Ты знаешь французский? – Я вспомнил, что около портрета Аннушки оставил подпись на французском языке «cygne de feu», которая как раз и значила «Пламенный лебедь».
– Я знаю много языков, французский включительно. Почему именно «пламенный лебедь»?
Уже не став скрывать свое восхищение:
– Ах, все потому, что ты так изящна, легка и грациозна, словно лебедь или даже ангел. Но при этом так страстно, с великим чувством исполняешь свою программу, тем самым зажигая сердца! Это потрясающе! – Еще никогда я не испытывал чувства такого ярого восхищения кем-либо.
Аннушка разбагровелась:
– Спасибо еще раз, ты меня слишком засмущал. – Она старалась это скрыть, но у нее что-то не особо сильно это получалось.
Я бережно вырвал из блокнота листок с рисунком и передал его Анне.
– На память. – После того, как она приняла его, я спросил. – А какие иностранные языки ты знаешь, помимо французского? Я вот понимаю только французский, польский более-менее и совсем поверхностно английский.
– Вообще, как я уже и говорила, я знаю много языков, но тоже – так, относительно, поверхностно. Но лучше всех знаю как раз таки английский, немецкий и итальянский. В конце концов я езжу по многим странам мира на соревнования, подобные знания пригождаются там. Хотя многие из моих коллег их не знают и особо не заморачиваются.
– Ну-ка, скажи что-нибудь на итальянском! Пожалуйста.
– Что сказать?
– К примеру: «Что началось необыкновенным образом, то должно так же и кончиться.»
– Хм… – Приняв задумчивый вид: – Ну, хорошо. Ciò che è iniziato in modo straordinario deve finire allo stesso modo.
– Эка как чудно! А на немецком? Что хочешь!
Она вновь призадумалась, а потом сказала:
– Eugene, du bist sehr schön, ich mag dich! (Евгений, ты очень красивый, ты мне нравишься!)
–Хех, звучит здорово! У тебя хорошее произношение, без толики акцента. А что ты сказала?
Поведя взглядом в сторону, Аня снова приняла стесненный вид:
– Я сказала, что ты очень красиво рисуешь, явно лучше, чем катаешься на коньках.
– Это верно… но вторая часть была излишня.
– Последнее было шуткой. Ты достаточно быстро научился кататься, не сказать, что это что-то особенное, отнюдь ты уже практически не падаешь и уверенно скользишь по льду. Ты – молодец!
– Ну, уж спасибо, задобрила.