6
Январь подходил к концу, однако положение дел в общем не менялось. Пара математики. Так же, как и раньше, мое времяпрепровождение на оном мероприятии заключалось лишь в потере самого драгоценного – времени. Ладно, сегодня все не так уж и плохо. Ведь мое сознание находилось в процессе раздумий. Вместо того, чтобы учиться, я думал об одиночестве. Тема нашего с Аркадием разговора все никак не выходила из моей головы. Одиночество – истинная свобода. От людей, от их призрения и раздражения, от лишних мирских забот. В этом мне не приходилось сомневаться, я уверен на все сто процентов в своей правоте. Тем не менее чувствуется какая-то загвоздка. Аркадий не так глуп, наверняка он в познании этой темы и в ее матчасти на пару, если не больше, шагов впереди меня. Явно имеется какая-то «закорючка» во всем этом моем рассуждении.
Однако, несмотря на мои сомнения, жить мне стало проще. Когда начинаешь воспринимать одиночество как дар, как счастье, – душа будто бы очищается, и перестает быть зависимой от многого, от людей и их мнения, от нужды в любви и друзьях, от низких материальных забот и хлопот.
В мою сторону прилетел знатный, острый подкол от преподавательницы, ибо я был замечен в состоянии очевидной отвлеченности от темы занятия. Что же, тут я сам виновен, ведь всем видом демонстрировал витание в облаках. Когда это произошло, я услышал игривый, но тихий смешок позади себя. Обернувшись, заметил, что та самая Лера и сидящая рядом с ней подруга похихикивали над тем, как меня «попустили». Вроде как я должен быть недоволен, но почему-то это внимание со стороны Леры, пусть даже и такое, мне льстит.
Вечером я нагрянул в клуб. Аркадия я застал в странном положении. Он лежал на сцене прямо в костюме и курил! В дорогом костюме! Лежал на сцене! «С деньгами на аренду туго!?». Рядом с ним стояла не менее дорогая бутылка конька. А он лежал и смотрел вверх. Что за черт?
Я встал над ним и посмотрел ему в глаза.
– Откуда деньги на дорогой алкоголь? Сигареты? В конце концов костюмы, которые у тебя все время разные? Ты же говорил, что аренда занимает внушительную часть твоих расходов. И вообще, не жалко так, в хорошем костюме лежать на грязной сцене?
– Я страшно отравлен алкагалем! Тебе не понять меня, совершенно, друг мой молодой!
– Это замечательно, но на вопросы мои ты не ответил.
Закатив глаза и тяжело вздохнув:
– Деньги – не проблема. А алкоголь, сигареты… Это все такая дрянь, но зараза романтичная! Тем более я говорил, что проблемы с финансами у клуба, а не у меня…
– Нда-а… И вредная. – О деньгах спорить, как мне показалось, с ним было бессмысленно. – Кладя руку на лоб: – Да, Бог с ним, все равно, от судьбы не убежишь. Суждено – значит суждено. Я ведь в сущности своей фаталист, наверное…
– Какой легкий у тебя ко всему подход.
– Какой уж есть. А ты, я заметил, тоже все в костюмах гоняешь и весь важный из себя?
– Ну, что-то типа того.
– Мое почтение! Мы в клубе все такие, ценители классики и стиля.
Сел рядом с телом.
– Как там поживает твоя позиция по тем вопросам, что мы давеча обсуждали?
– Моя позиция скорее укрепилась, нежели подверглась изменениям.
– Общая, приземленная человеческая философия зачастую не несет в себе ни грамма золота. Следовательно, она мелочна и примитивна. А еще чаще – просто откуда-то криво интерпретирована. Что поделать? Все мы – люди.
От такой патетики меня передернуло, я возмутился и решил пушить:
– Подлинному философу не нужны ни друзья, ни приятели, ему нужны лишь внимательные слушатели. И только тогда он будет рад!
Аркадий убрал ладонь со лба и, улыбаясь, посмотрел на меня, затем сказал:
– А чего ты тогда сюда ходишь? Со мной беседуешь? От моего мнения негодуешь?
– Как знать, как знать, ведь мое хождение к тебе, в общем и целом, моим словам не противоречит.
И правда, ведь мне важно мнение Аркадия и хожу я к нему, потому что мне он интересен как человек, как личность. Тут я прогадал.
Аркадий улыбнулся еще шире и положил руку теперь уже на глаза.
– Да, но мы оба знаем, что ты лукавишь… – Я лишь вздохнул в ответ, а он продолжил: – Одиночество – самый верный и лучший инструмент счастья. Заметь – инструмент, не догма и конечная стадия счастья, а всего-то инструмент! По крайней мере, для таких, как мы, – мыслителей и философов доморощенных, что стареют вперед своей душою, нежели младым телом!
Черт, я потерпел экзистенциальное поражение, вынужден был согласиться с Аркадием. Тем временем последний сел рядом и дал мне закурить, после закурил и сам.