— А что, если мы сами предложим ему союз? — внезапно сказал император.
— В каком смысле, государь?
— Совместные действия против католиков. Он ударяет с севера, мы — с юга. Он отвлекает силы папы и императора, мы отвоёвываем Константинополь.
Михаил задумался:
— Идея интересная. Но что нам предложить взамен?
— Признание его титулов. Торговые привилегии. Поддержку Константинопольского патриарха. А главное — невмешательство в его дела.
— А если он потребует большего? Скажем, признания себя равным василевсу?
Лицо Иоанна потемнело:
— Равным? Василевсу ромеев? Наследнику Константина и Юстиниана? Никогда!
— Но тогда как убедить его в нашей искренности?
Император вернулся к столу и взял третье письмо — от митрополита Киевского Петра, бежавшего в Константинополь после монгольского нашествия:
— Слушай, что пишет митрополит Петр: *«Сей князь Виктор воистину послан Богом для защиты православных. Он восстановил Киев из руин, построил новые храмы, призвал беженцев вернуться в родные места. Народ видит в нём не завоевателя, а освободителя»*.
— Значит, он действительно благочестив?
— Похоже на то. А значит, можно попробовать найти общий язык.
Михаил достал из-за пояса восковые дощечки:
— Какие инструкции дать послу, государь?
Иоанн задумался, формулируя свою позицию:
— Первое — поздравления с победами и пожелания дальнейших успехов в борьбе с врагами православия.
— Второе — предложение о торговом сотрудничестве. Наши купцы получают привилегии в его портах, его — в наших.
— Третье — обмен информацией о планах общих врагов. Папа готовит крестовый поход — пусть знает об этом заранее.
— А о Константинополе что говорить?
Император долго молчал, взвешивая слова:
— Скажи так: Константинополь — древняя столица православия, и освобождение её от латинян — священный долг всех православных правителей. Но действовать нужно согласованно, чтобы не мешать друг другу.
— Понятно. А если он прямо спросит о ваших планах?
— Тогда скажи: василевс готовится к освобождению столицы, но точные сроки зависят от международной обстановки.
Михаил записывал каждое слово:
— А кого послать с таким деликатным поручением?
— Никифора Григора. Он умён, образован, говорит по-славянски. К тому же не слишком известен при дворе — если что-то пойдёт не так, всегда можно отречься от его слов.
Логофет кивнул, но выражение его лица оставалось озабоченным:
— Государь, позволю себе заметить: мы играем с огнём. Этот Виктор может оказаться слишком сильным союзником.
— Что ты имеешь в виду?
— А что, если он действительно освободит Константинополь? И провозгласит себя императором ромеев? Тогда нам останется только Никея и воспоминания о былом величии.
Иоанн встал и подошёл к императорскому трону, стоявшему в углу кабинета. Это была копия древнего трона константинопольских василевсов — настоящий находился во дворце Буколеон, в руках латинских узурпаторов.
— Знаешь, Михаил, о чём я думаю каждый день? О том, что уже сорок лет Константинополь в чужих руках. Сорок лет! Целое поколение выросло, не видя настоящей столицы империи.
— Но ведь мы готовимся к возвращению, государь. Армия усиливается, флот строится...
— Готовимся, да. Но когда это случится? Через пять лет? Через десять? А этот русский князь может взять город уже завтра. И тогда что? Будем спорить с ним в судах?
Михаил понял мысль императора:
— Вы хотите сказать, что лучше православный Константинополь под властью русского князя, чем католический под властью латинян?
— Именно это и хочу сказать. Если мы не можем вернуть город сами, пусть это сделает кто-то другой. Главное — чтобы снова зазвучала православная литургия в Святой Софии.