— Джим! Ты будешь мне помогать? — Джон психует, толкая меня. Этой весной он брал меня с собой, на большой фестиваль, откуда я привез множество наград. Иоши уверен, что на этот раз Ее Высочество пришлет мне личное приглашение.
Сад цветет как никогда раньше. Все цветы вдыхают воздух и горячие лучи солнца. Смотря на свои почерневшие от земли руки, я сожалею о том, что из-за грязной работы я не могу быть с ней.
Последний раз мы играли с Еленой на фортепиано в гостиной. Ее тонкие пальцы, ровная спина, длинные волнистые волосы, — все это сводило с ума, дергая за натянутые струны и без того воспылавшую фантазию. Я стал играть быстрее, ярче, требовательнее. Она не успевала за мной, и вот на какой-то миг наши с ней руки соприкоснулись, я прижался своим плечом к ее плечу, вдыхая манящий запах.
В этот день я понял, что Елена мне больше не друг и не сестра.
Но сейчас она выглядывает в сад, смотря на меня. В какой-то момент наше общение стало напряженным, от чего последнее время постригать шипы мне приходилось самостоятельно.
— Пошевеливайся. Быстрее сделаешь, быстрее пойдешь отдыхать, — Джон сует мне в руки ножницы. Я снова поднимаю глаза к окну, но вижу лишь занавески.
***
После работы спешу в ванну, чтобы смыть с себя грязь после сада. Скидываю с себя футболку, рассматривая отражение в зеркале. От угловатого мальчишки почти ничего не осталось. Плечи стали широкими, скулы выразительнее, руки сильнее и грубее. Со спины сложно было срезать шипы и ростки, поэтому те вечно цеплялись за ткань и вызывали зуд на коже.
Расстегнув штаны, принимаюсь стаскивать их, как слышу шаги за дверью. Эти шаги я узнаю из тысячи. Быстро подобрав одежду с пола, прячусь за ширму, затаив дыхание.
В комнату входит Елена. Выглядываю из щелочки, пытаясь следить за ее действиями. Она останавливается у зеркала, распускает забранные назад волосы, скидывает фартук в красках. Сердце колотится как ненормальное, вот-вот и она меня услышит… но Елена спокойна, рассматривает свое отражение. Затем расстегивает молнию платья, медленно скидывая его на пол. Туда же летит нижнее белье. Оставшись совсем обнаженной, она совершенно не прикрывает грудь волосами, откидывая пряди назад. Впервые я вижу обнаженной женское тело так близко, что внутри меня начинает все скручиваться в тугой узел. Она же забирается в ванну, включает воду, набирает ее в ковш, и начинает поливать себя. Вода стекает по ее волосам, превращая огромную бронзовую копну нечто прямое, прилипшее тонкими нитями к стройному телу. Вода очерчивает каждый изгиб: грудь, плечи, впалый живот, стройные ноги. Я прижимаюсь руками к ширме, задыхаясь собственным воздухом. Неизвестные мысли и желания разрывают голову. Руки становятся влажными, я сам не замечаю, как кусаю свои губы, пытаясь сдержать порыв эмоций.
Все заканчивается очень быстро. Она укутывается в висевший на крючке халат, заворачивается в еще одно полотенце и покидает комнату. Но только меня, медленно сползшего вниз по ширме, не покидает мысль обо всем, что я видел.
***
Джон успевает рассказать мне о том, что мои предыдущие представления о «всяких извращениях» были ошибочными. И теперь я понимаю, что есть «влечение» и с чем его едят. В последние дни я превращаюсь в бешеное животное, потерявшееся в лесу. Освободившись от дел, Елена интересуется, все ли со мной нормально. А я лишь глотаю воздух, пытаясь скрыть ненасытные глаза, стыдясь собственных эмоций. Все это мне кажется каким-то грязным. Не той любовью, какой я бы хотел любить ее.
— Может, ты в кого-то влюбился? — интересуется она. И я весь сгораю на месте. Пальцы, как психически больные, принимаются отплясывать нервный танец. Я прячу их под стол, сжимая между колен, пока она подрезает мои шипы.
— Да, влюбился.
— В Мэри? — интересуется она. И я киваю, готовый на любую ложь, лишь бы не выдать себя ни единым взглядом.
Я даже признаюсь Мэри в том, чего нет. Джон говорил, что в этом возрасте у всех парней такое состояние, когда просто нравится все красивое вокруг. И я думаю, что это пройдет.
Одним вечером Мэри приходит ко мне. Я откладываю книгу, пытаясь спросить, зачем она тут. Но ответ не заставляет себя ждать. Маленькая, худенькая Мэри, скидывает с себя платье, забираясь ко мне. Ее бледная кожа, похожая на прозрачную, обтягивает выступающие ребра, выделяющуюся маленькую грудь и угловатую фигуру. Она впивается в мои губы, но отчего-то первый поцелуй не приносит мне должного наслаждения. Но я не останавливаюсь, хватаю руками горячее тело, прижимаю к себе. Она сидит на мне сверху, не стесняясь в действиях.
— Я плохо в этом разбираюсь, — бормочу сквозь ее поцелуи.
— Не переживай, я знаю, как надо делать, — смеется она, ловя мой немой вопрос «откуда?». — Помнишь Мартина? Мартин! Сын друга Энтони, с которым мы постоянно общались по праздникам, — она краснеет. — Мы многому с ним научились, — она тихо смеется, убирая назад белую прядь волос.
Она начинает двигаться, но я не чувствую того, что хотел бы. Поэтому закрываю глаза и вспоминаю ее. Губы, лицо, талию…
— Елена, — бормочу я, но тут же раскрываю глаза. Мэри замирает. Я не успеваю открыть рот, она живо вскакивает с меня, подбирая с пола одежду. — Подожди, я…
— Я знала! — вскрикивает она. — Я знала!
Затем заливается слезами, я пытаюсь поймать ее, но она вырывается, хлопая дверью. Голова кружится. Хочется достать из себя что-то большое, неприятное, похожее на смолу. Боль в левом виске усиливается, поэтому я падаю на кровать, пытаясь забыть о последних днях своей жизни.
***
Утром меня будит Иоши. Он строго говорит:
— Господин ждет тебя в кабинете.
Приблизительно понимаю, какой разговор состоится между нами. Живо собираюсь, не успевая взглянуть на свой внешний вид.
Энтони не в духе. Он не встречает меня приветствием, а стоит спиной, рассматривая что-то на столе.
— Я дал тебе все, а ты меня предал, — он прочищает горло, но внезапно снова заходится кашлем.
— Я… Господин Энтони, я все объясню.
— Не объяснишь! — он разворачивается ко мне, и я вижу его белое, усыпанное красными пятнами лицо с парой фиолетовых синяков под глазами. — Я дал тебе знания, работу и дом. А ты решил забрать нечто большее?