Через несколько дней, за ленчем, я рассказал эту историю Малышу Хэйрсу. Он ел свой любимый высокопротеиновый деревенский сыр и гамбургер, обильно политый кетчупом. Узнав, что Вильгемина не позволила свести его с горячей, знойной Карлой, Малыш Хэйрс спросил: почему? А затем сия наивная жертва фрейдизма задала вопрос на миллион баксов. „Вильгемина мешает мне познакомиться с Карлой потому, что сама хочет заняться со мной сексом, да? Но это ведь, наверное, очень эгоистично? Почему я должен принадлежать одной ей?..“ Вот почему мы так любим Малыша Хэйрса и работаем сверхурочно, дабы обеспечить ему супружеское счастье… И вот почему на кафедре сексопатологии университета Фонтанеля он считается достойным преемником Крафт-Эббинга[25]. Малыш Хэйрс склонен к разнообразным проницательным суждениям вроде: „Эго, которое отвергло все этические обязательства, подчиняется любым сексуальным импульсам“.
Я поспешно сказал: „Нет, она не считает, что ты Должен принадлежать только ей“ — и лишь потом задумался об истинных мотивах Вильгемины. Могло ли быть, чтобы она решилась распроститься со своим лесбийским образом жизни ради плоской волосатой задницы Малыша Хэйрса? Год, десять месяцев и четырнадцать дней тому назад Вильгемина влюбилась в Анджелу — самую прекрасную женщину, которую когда-либо знал мир. Они были счастливы вместе, даже, я бы сказал, пребывали в экстазе… Недавно они завели себе говорливого мексиканского попугая, который повторяет фразы „заткнись“ и „подавись“ весь день напролет. Я сказал „нет“, потому что мне не хотелось переводить разговор на психоанализ, а еще — потому что не верил, будто Вильгемина желает подержать Малыша Хэйрса поблизости от себя, на случай, если ей захочется гетеросексуальной любви. Впрочем, если быть честным до конца, я не сбрасывал со счетов и еще один вариант. Возможно, Вильгемина-эгоистка, Вильгемина-ревнивица просто не желала, чтобы Карла — эта тощая бледная моль с раздвоенным подбородком — заполучила себе мужика.
Человеку вроде меня, у которого над головой едва ли не парит светлый нимб, человеку правдивому и доброму, очень затруднительно общаться с подобными эгоцентристами. Вильгемина, которая стремится обеими руками загребать себе все жизненные удовольствия, вызывает во мне протест. Этакий подростковый взгляд на мир. В принципе его можно понять — но не одобрить. Ошибка, против которой предостерегает нас Библия — во Второзаконии, пятой книге Моисея, и Творении 33, где Иаков примиряется с Исавом.
— Я — хороший человек? — спрашивал Малыш Хэйрс. В нем в очередной раз возобладал комплекс неполноценности. Мы шли по гигантскому заснеженному полю. Дело было поздней весной, и под ногами лежал зернистый, слегка подтаявший снег. По дороге мы играли в шахматы, аккуратно неся перед собой крошечную доску с магнитными фигурками. Ходы приходилось делать со всей возможной осторожностью. Мы брали фигурки кончиками озябших пальцев — будто пинцетами — и аккуратно переставляли их с клетки на клетку. Малыш Хэйрс пребывал в печали. Он замерз и порядком вымотался. Вдобавок, Малыш Хэйрс только что потерял свою Королеву…
Он присел на корточки, сгреб пригоршню снега и положил себе на голову. Снежинки таяли, повисая серебристыми капельками на его волосах. Я вынул из рюкзака фотоаппарат и сфотографировал его.
— Да, ты хороший человек, — сказал я. — Твердый. Во всех смыслах этого слова.
— Твердый? — переспросил Малыш Хэйрс, размазывая паштет по крекеру. В этих целях он использовал свой любимый армейский нож. — Твердый — как дуб, да? Упертый и недалекий? Иначе сказать-твердолобый…
— Нет, — отвечал я. — Твердый — иначе сказать: несгибаемый. Верный. Надежный. Как скала…
Малыш Хэйрс нисколько не похож на Анджелу — это экстремально совершенное существо с лучистыми синими глазами, сверкающими, как господни свечки. Анджела — есть ни что иное как маленький Ангел — мягкий и нежный… Благоухающий мылом „Айвори“ сержант армии Сафо[26]… Малыш Хэйрс, как вы понимаете, совсем не таков… И мне ничего не оставалось, кроме как сказать ему:
— Ладно, забей. Не бери в голову. Эта Карла — такая же чокнутая, как и ты… как и все мы.
А что? Я даже почти не солгал. Именно таким он и кажется людям окружающего мира. Вот я и сказал Малышу Хэйрсу, что он такой же непредсказуемый, как эта самая Карла, и они очень даже друг другу подходят, хотя могут никогда не встретиться. Я сказал, что он благородный, яркий и отличная партия для любой девушки. У него отличное чувство юмора, не преминул заметить я, гораздо лучше, чем у всех этих несчастных комедиантов с потугами на оригинальность. Он скромный и не зацикливается на своей персоне (девушки это ценят). Он одевается так, что выглядит почти джентльменом — пусть и небогатым. Еще мне случалось видеть, как Малыш Хэйрс бродит по улицам в купальном халате (это девушки не ценят). В нем шесть футов и один дюйм росту, он хорош собой-даже можно сказать: красив. Коротко остриженные волосы торчат ежиком, напоминая перышки новорожденного утенка. Малыш Хэйрс не пьет. В нем есть эта грубоватая привлекательность истинного мачо, но не без некоторой утонченности. Предки Малыша Хэйрса происходят от самого старого доброго Плимут-Рока (первые и основные борцы с аборигенами), сам он родился в округе Колумбия, а его прадедушка был губернатором Нью-Гэмпшира. Не менее ста раз я слышал, как Малыш Хэйрс называл свою мать притворщицей (сотни часов терапии, два раза в неделю в течение десяти лет, неуклонный эмоциональный прогресс и — да, к сожалению — постоянная боль и страдание). Малыш Хэйрс, в юности поступивший в мореходную школу, пришел на эту землю, чтобы любить и быть любимым. А еще — для того, чтобы его ласкали, почесывали за ухом, целовали и поддразнивали. Уж в этом-то я уверен на сто процентов.