В это утро Морица ждал сюрприз: Штефан Рабентраут оставил его в покое. Он был слишком занят тем, что спорил с Мартином Ховилером о том, почему они оба вылетели из школьной футбольной команды. Утром они нашли в своих столах записки, что временно отстраняются от тренировок.
— Это ты подставил Феликсу подножку, — кричал Штефан Рабентраут, а Мартин Ховилер огрызался: — А ты толкнул Анди перед воротами.
Ссору было слышно даже с улицы, и закончилась она, только когда госпожа Майер вошла в класс и заглушила этот шум.
Когда Мориц после школы пришёл домой, в холле лежала записка. Кто-то подсунул её под дверь.
Дорогой Мориц, —
было написано старомодным, но легко читающимся почерком, —
я поджарил котлеты и сделал салат из огурцов. Хочешь со мной пообедать?
Мориц зашвырнул ранец в угол и ринулся вон из квартиры. Едва он нажал на звонок, как господин Розочка открыл дверь.
— А, это ты, вот славно, — воскликнул он. — Надеюсь, ты любишь котлеты.
Мориц кивнул и вошёл внутрь. Ему было безумно интересно, как выглядит квартира господина Розочки. Однако в холле он не увидел ничего примечательного, за исключением букета ярких зонтиков.
— Но здесь всё совершенно… нормально, — с разочарованием сказал Мориц.
— А должно быть ненормально? — удивился господин Розочка и посмотрел на него.
— Я думал, что у вас… я представлял себе вашу квартиру… как-то иначе: более дикой, что ли, — сказал Мориц.
Господин Розочка рассмеялся.
— Более дикой? Да, но ведь Цицерон жил не у меня, а у Альфонса. И даже если я сам, может, несколько странноват, но уют люблю.
И уют у него был, это сразу стало ясно. В гостиной стоял мягкий тёмно-зелёный бархатный диван со старомодно высокой спинкой, а перед диваном лежал большой яркий ковёр. Обеденный стол был покрыт скатертью в синюю клетку, на нём стояла ваза с мелкими белыми цветами и посуда на двоих. Мориц сразу почувствовал, как урчит его желудок.
— Поедим? — предложил господин Розочка.
Это был великолепный обед. Мориц съел пять первоклассных котлет, а ещё целую горку картофельного пюре и салат из огурцов. Господин Розочка рассказывал ему о своих путешествиях в Китай и Южную Америку, а снаружи по-прежнему завывал сильный ветер.
Когда они управились с обедом, господин Розочка сказал:
— А теперь приглашаю тебя на мороженое к Пиппе Корнелиус.
— Нам придётся выходить? — поёжился Мориц.
— Да, но мы поедем на автобусе, — сказал господин Розочка.
— Но здесь же не ходят автобусы, — возразил Мориц.
— Сегодня ходят, — заверил его господин Розочка.
Оба оделись потеплее и обмотались шарфами. Потом вышли за дверь. Ветер гнал по улице листья и обрывки бумаги, небо было хмурым. Ещё издалека Мориц заметил свет фар, который приближался очень быстро. Автобус был небесно-голубого цвета, с широкой серебряной полосой на боку.
— А вот и наш автобус, — сказал господин Розочка, когда тот, резко затормозив, остановился перед ними.
Салон автобуса был пуст. Они вошли и поздоровались с водителем, который имел свирепый вид.
— Добрый день, Тимот, — сказал господин Розочка. — Нам к Пиппе Корнелиус.
— Да знаю, знаю, — мрачно ответил Тимот. — Садитесь, надо торопиться.
Они почти упали на серебристые сиденья, так стремительно Тимот рванул с места. Дома и улицы расплывались за стеклом, и через несколько минут Мориц перестал следить за дорогой.
— Тимот всегда ужасно спешит, потому что водителей на третьем маршруте осталось совсем мало, — сказал господин Розочка. — Но ты можешь не беспокоиться, он водит очень хорошо.
Наконец автобус сбавил скорость. На улице быстро смеркалось, с каждой минутой становилось всё темнее. Тяжёлые серые тучи висели на небе и не пропускали свет. Эту часть города Мориц ещё никогда не видел. Дома здесь были низкие и старые и тесно лепились друг к другу. Лишь несколько уличных фонарей бросали слабый жёлтый свет на дорогу, вымощенную старыми булыжниками.
— Где это мы? — спросил Мориц.
— О, это Серое Предместье, — сказал господин Розочка. — Пиппа выбрала для своей лавки не самый лучший район, но здесь у неё очень много покупателей.
Автобус резко остановился.
— Пока, Тимот, — выходя, крикнул господин Розочка, но Тимот только махнул ему в ответ. И они очутились на улице.
— Ветра больше нет, — сказал Мориц.