- Душенька, ты почему так рано встала? – полушепотом спросил я Машу.
- Мне в лазарет надо. Правда, я уже опоздала. Но пока не на очень много. Надеюсь, Катя что-нибудь придумает и объяснит мое отсутствие.
- Я тоже на это надеюсь…Она очень находчивая…
- Ты не вставай, поспи еще, я все приготовила.
- Да мне тоже скоро вставать. Сегодня полковая проверка. Необходимо присутствие всех офицеров. Завтра на передовую, - довольно тяжело вздохнул я, но отметил про себя, что этот факт не очень расстроил меня. – Когда ты вернешься? Или хочешь сегодня остаться у себя?
- А ты как хочешь? – мягко улыбнулась Маша. Она повернулась ко мне и смотрела, как я, закинув руки за голову, валяюсь на хозяйской перине.
- Разумеется, я хотел бы быть с тобой и сегодня. Ведь завтра нас отправят в окопы и только Богу известно, когда мы вернемся обратно.
- Я приду… - Маша, быстро подойдя ко мне, наклонилась и поцеловала меня в щеку, - Жди, я обязательно приду!
Она стремительно выбежала из комнаты, да так, что половицы не успели пропеть под небольшим весом ее тела.
Вставать пока не хотелось, и время позволяло мне еще немного полежать. Неделя выдалась воистину сказочной. Мы все это время оставались в тылу, что позволяло нам праздновать Пасху по-настоящему, с разносолами, выпивкой, праздничными богослужениями, общением с женским полом, ночным сном на человеческих кроватях и другими атрибутами мирной жизни. Судьба свела меня с Машей. Чудесным, милым, нежным и уже любимым человеком.
Я вспомнил, как мы впятером возвращались на бронеавтомобиле в Годыновку. День уже был в полном разгаре. Солнечный теплый весенний день. А еще вчера небо хмурилось дождем. Все-таки ранняя пасха рождает надежды на долгое лето, долгое тепло. Настроение было под стать тому дню. Пасха! Светлая. Добрая. Веселая пасха! Вспомнил как Иван Синицын, подпоручик-автомобилист, поставил автомобиль в расположение своей части и оттуда мы все шли пешком. Как смеялись наши барышни, как мы часто переглядывались с тогда еще совсем незнакомой Машей. Как Иван что-то рассказывал об автомобилях, но его никто не слушал. И даже Светлана закрывала ему рот пальчиком, хохоча от безудержного веселья. Вспомнил, как уже на мосту Катя предложила всем искупаться в речке.
- В начале светлой седмицы нужно купаться! – заявила хмельная Катя чуть заплетающимся языком.
На ее предложение откликнулся только Иван. Он стал стягивать с себя кожаные одежды и только неоднократные уверения Светланы, что Катя шутит, смогли удержать того от красивого прыжка с моста.
- Ваня! Ваня! – приговаривала девушка, натягивая кожаные галифе обратно на место. – Катя пошутила! Купаться будем только завтра! Сегодня еще рано!
Эти доводы уразумели горячего автомобилиста, и он послушно пошел со Светланой, которая крепко схватила его за рукав куртки.
Потом мы дружно выпивали в корчме. Мы ели запечённого поросенка, били яйца, пробовали разнообразную пасху, пили горилку, а барышни какое-то местное вино красного, почти бурого цвета. Веселье было кругом, даже хозяйка корчмы, прижимистая малороссийская бабенка в тот день стала щедрой и обаятельной. Во хмелю мы первый раз по-настоящему не в щеку, а в губы поцеловались с Машей. Провожая ее до госпиталя, которому помогало местное отделение красного креста, при котором она состояла сестрой милосердия, я обнял Машу. Смотря друг другу в глаза, мы поцеловались, сначала робко, а потом долго и страстно. Но в тот день Маша ничего большего не позволила ни себе, ни мне.
- У меня вчера чесалась губа, - улыбнулась Маша.
- И верно к поцелую! – рассмеялся я.
Мы расстались до следующего дня. Потом были и другие дни Светлой седмицы. Все они пролетели как один. И вот вчера мы впервые не расстались. Маша не пошла к себе, а осталась у меня на ночь.
Наконец, я потянулся в последний раз и, собравшись силами, встал. Облачившись в полевую форму, я позавтракал, выпил теплого молока и доел остатки кулича. Минут через пять в комнату постучались. Это был мой ординарец, рядовой Акопов.
- Ваше благородие, подпоручик Минцкий прислал меня, чтоб сказать, что он немного задержится.
- Этого еще не хватало, - пробурчал я тихонько себе под нос. Не стоило это слышать нижнему чину. Но такое заявление подпоручика своему ротному меня озадачило. Если бы не хорошее настроение, то, скорее всего, я вспылил бы. Но, стараясь скрыть раздражение, я довольно мягко обратился к своему нижнему чину: - Ступай, голубчик. Я скоро буду в роте, передай дежурному офицеру, чтобы начинал построение.
- Есть! – сказал ординарец, и за ним закрылась дверь.
Застегнув портупею и повесив на левый бок шашку, я, взяв в руки фуражку, вышел из дома.
- Смиирррна! – прокричал поручик Хитров, командир взвода, дежуривший в расположении роты. Чеканя шаг, приложив правую руку к козырьку, а левой рукой придерживая болтающуюся шашку, он подошел ко мне для рапорта.
- Вольно! – скомандовал я, выслушав дежурного офицера.
- Вольно! – продублировал мою команду Хитров.
- Где Минский? – тихонько спросил я Хитрова.
- Станислав Максимович, у него неприятности…
- Какие? – насторожился я.
- …Ммм.. – стал мяться в нерешительности поручик.
- Ну, что там? Выкладывайте! – потребовал я.
- Они вчера повздорили с интендантом. Я не знаю, что конкретно произошло, но патруль их обоих задержал. Он в сей момент на гарнизонной гауптвахте. Вернее они оба там. Я не стал Вам сообщать, поскольку поздно уже было.
- Здорово! – вздохнул я. – Откуда знаете?
- Звонил комендант.
- Подробности какие-нибудь говорил?
- Нет. Просто сказал, что задержали обоих, после рукоприкладства со стороны Минского.
- Значит, наш орел виноват…
Хитров пожал плечами. До проверки оставалось пару часов. Взглянув на взволнованное лицо поручика, я решил рискнуть.
- Слушайте, Дмитрий Николаевич, у нас осталось немного времени. Гауптвахта недалеко. Я попробую уладить конфликт. Если, вдруг, проверка прибудет до нашего возвращения, начните без меня. Скажите, что я срочно убыл в штаб дивизии, армии, в общем куда угодно, но срочно.
- Вы уверены, Станислав Максимович?
- Конечно! А, что остается нам?! У меня неплохие отношения с комендантом… попробую спустить пары… Ладно! – решительно сказал я, - оставайтесь и держитесь. Никому ни слова!
- Есть! – козырнул поручик, а я быстро зашагал в комендатуру.
Через час мы с Минским были в расположении роты. Он даже успел переодеть китель, так как тот, в котором я его забрал с гауптвахты, был изрядно порван. На лице молодого офицера краснели царапины, а на правой скуле вздулась красная шишка. Проверка еще не прибыла и мое отсутствие, а также проступок моего офицера, полковым командованием установлены не были.
- Извините, господин штабс-капитан… - виновато произнес Минский, когда мы вышли на улицу из здания гауптвахты.
- Чего уж там…Дрались то хоть за дело? – примирительным тоном спросил я.
- Из-за дамы…
- Спрашивать, кому досталось больше, не имеет смысла, - улыбнулся я, - видел я рожу этого поручика. Молодец Минский! Так держать не только со своими! Бейте и врага также решительно, но жестче!
- Есть, - облегченно выдохнул мой подчиненный.
- Быстро забегаем к Вам, Вы меняете разорванный китель, и мчимся в роту! Вы не забыли? Завтра у нас отправление на передовую!
Нашей дивизии была поставлена задача наступать на широком участке фронта. В частности полку предписывалось взять штурмом Сирет. Задача, скажем, не из простых. Тем более, если учитывать, что австрийцы там укрепились и выдерживали все наши атаки. Попытки частей генерала Зайчикова, командира омской дивизии взять сходу этот небольшой румынский городок не увенчались успехом. Как ни старались его полки, как не просил он подкрепления, как не давали ему в придачу два полка и один отдельный пехотный батальон, - все напрасно. Город стоял. Хотя, я полагаю, в воинском деле очень важна персона командира. Так Суворов мог взять Исмаил одним полком. А об этом генерале у нас ходили анекдотические слухи. Возможно, многие из них были полной выдумкой, но некоторые подтверждались людьми, которым я доверял, а они лично сталкивались с этим генералом.