— Скажи-ка, тетушка — обратился я к цыганке, кивнув на навес, под которым трудился ювелир. — Ваш мастер цепочку золотую починить сможет?
Цыганка снова смерила меня взглядом и кивнула. Сама пошла вперед, мы за ней. Ухтомский, шепотом сказал:
— Ты, Иван Александрович, царским подарком-то не свети. Не ровен час, скоммуниздят.
От неожиданности я запнулся и едва не налетел на старую цыганку. Ничего себе! Я Ухтомского такому слову не учил. Не иначе — Анька. Вполне возможно, что я когда-то использовал этот термин, а эта мартышка запомнила.
Подойдя к навесу, под которым трудился совсем еще молодой цыган, румна что-то ему сказала, а парень, вместо вопроса протянул руку. Пришлось расстегивать шинель, вытаскивать из карманчика «царские» часы, на которых прицеплен кусок цепочки, а потом выуживать и оставшийся кусок.
Цыган с уважением посмотрел на часы, щелкнул крышкой, потрогал цепочку.
— Часы хороши, баро, а цепочка — дерьмо, — сообщил он.
— Да ты знаешь, чумазый, от кого эти часы? — возмутился пристав, оскорбившись за императорский подарок.
— Так я про часы худого слова не сказал, — белозубо улыбнулся мастер. — А цепочку, молодой баро, лучше стальную возьми, она надежнее. Вот, погляди.
Цыган вытащил из-под верстака цепочку, продемонстрировал ее, передал мне. Я попробовал цепочку на разрыв, посмотрел на часы — плохо, разумеется, если к золотым часам стальная цепочка, но лучше, нежели обрывок. Не торгуясь, отдал за работу рубль, хотя мог бы сбить цену копеек до пятидесяти.
Убрав часы поглубже, да еще и похлопав по карману для верности, посмотрел на Ухтомского:
— Будем Яскунова искать?
— Да и пес-то с ним, — отозвался пристав. — Еще чего не хватало, чтобы начальник подчиненного разыскивал. Я его по-другому накажу.
Я с подозрением посмотрел на старого служаку, но тот покачал головой:
— Нет, если через морду не получается, придется через карман. Я собирался наградные с него снять за полгода, но такое дело — за весь год долой.
За цепочку, конечно, спасибо, но пойду-ка я домой. Гляну — не украли ли мою Леночку? Аньку, эту точно не украдут. Цыгане — народ умный, связываться не станут. Украдут — горя схватят.
Вечером прицепил к царским часам новую цепочку и продемонстрировал ее Кузьме. Котик, обрадовавшись легкой добыче, ринулся к игрушке, тяпнул одно из звеньев острыми зубками и разочарованно скривил мордочку. Не поддалась цыганская сталь кошачьим зубам!
[1] Не женщина, а черт с рогами
Глава 4
Пролом в крыше
— Ваше высокоблагородие, Иван Александрович, вам-то зачем лезть? — с тревогой и недовольством спросил пристав Ухтомский. — Сейчас человека пошлю, слазает, дыру замерит, все скажет.
Я только пожал плечами, посмотрел на старика удивленным взглядом — мол, как это без меня? — и взялся за перекладину. Проникновение совершено через крышу, надобно лично осмотреть. Посмотреть, пощупать, а не то, знаю я этих торгашей. Вдруг никакой кражи нет, а есть попытка получить страховку?
Сегодня ночью ограбили лавку купца Тугулукова. Чисто формально, с точки зрения закона, если похищение собственности совершено тайно, то это кража. Но купец, примчавшийся в полицейский участок ни свет, ни заря, орал, что его именно ограбили! Приказчик, открывший лавку с утра обнаружил, что внутри хозяйничал посторонний — кое-что из товаров пропало, люк, ведущий на чердак открыт, в крыше зияет дыра! Значит, преступник (или преступники)проникли в помещение сверху.
Центральная часть города Череповца застроена, в основном, двухэтажными зданиями. Первый этаж каменный, где располагалась лавка, второй жилой, деревянный.
Впрочем, имелись и одноэтажные здания — и лавки, и жилые дома. Лавка купца Тугулукова как раз и была одноэтажной. Здание, кстати, одно из самых старых в городе, год постройки едва не начала века. Построена основательно, крыша покрыта железом. Двери на ночь запирались, витрины забирались ставнями.
И лавка одна из самых богатых, потому что там продавалось оружие, патроны, и все, что потребно рыболову-любителю. Да, а еще всякие перочинные ножички. Помню-помню, как титулярный советник Виноградов украл на ярмарке сундучок с красивыми ножичками и пытался продать их купцу за сто пятьдесят рублей. Но, мало того, что украл, так попытался еще и меня подставить.
Но это все лирика, отстраненные воспоминания. А пока — «опергруппа, на выезд», что на практике означает — в лавку отправляется младший городовой, осматривается, на всякий случай материт приказчика (владельца материть не по чину), чешет репу и возвращается в участок. А там уже чешет репу сам пристав — нужно ли сообщать о случившемся судебному следователю, или нет? Не стоит ли вначале доложить господину исправнику, а уж главный начальник сообразит — вытаскивать ли Чернавского или рано? Потом решает — сообщать нужно. Значит, посылают за мной. Коляску не отправляют — у нас все в шаговой доступности. Пока лошадь запрягаешь — сам добегу.