Хм… И что мне писать в Акте осмотра? Типа — все нормально, лавка в порядке, зато в крыше дыра?
Перевел взгляд на Тугулукова, спросил:
— Валериан Николаевич, что похищено?
— Всю кассу сняли, а там выручка за неделю, — хмуро отозвался купец. — Я вчера не приезжал, в отъезде был. — Посмотрев на приказчика, отиравшегося за его плечом, спросил: — Андрюшка, сколько денег было?
Андрюшка — парень лет двадцати пяти, в красной жилетке и белой рубахе навыпуск, немедленно отозвался:
— Пятнадцать тысяч бумажками и серебра на три тысячи.
Восемнадцать тысяч за неделю? Выручка — это не чистая прибыль, но все равно, не так и плохо, с учетом, что время для торговли не самое лучшее — навигация еще не закрыта, но пароходов почти нет, а санный путь по Шексне не проторен. И дождь уже неделю льет. Это вам не за хлебушком ходить, а за ружьем. В непогоду не каждый потащится.
Спрашивать — почему выручка не сдавалась в банк бессмысленно. У Тугулукова, как и у всех прочих купцов, свои порядки. Кто-то в банк несет, кто-то домой, а кто-то прямо в лавке хранит. Двери здесь крепкие, ставни на окнах надежные, а вот про крышу никто не подумал.
— Где касса? — поинтересовался я.
Вместо ответа купец подошел к прилавку и выдвинул из него два ящика — оба поделены на секции. В верхнем, там где секции помельче, хранилась «разменка» — вон, медные пятаки и прочие монетки остались на месте — побрезговали, а все серебро выгребли. В нижнем — бумажные деньги по номиналам, и серебряные рубли. В смысле — должны там они быть, а на данный момент отсутствуют.
Ключи к замкам не подбирали, их просто выломали. Ничего сложного всунуть лезвие ножа или топора в щель, а потом нажать посильнее. Я тоже так сумею. Замки сломали, ящики вычистили и вставили обратно. На полу валяется несколько щепочек, в глаза не бросаются.
— А ключи у кого? — зачем-то спросил я.
Теперь уже без разницы — у кого ключи. Просто, у меня выпадает один из явных подозреваемых — приказчик. Вот, если бы замок не сломали, а отперли, все бы стало ясно. Но сломан замок, открыт ли, приказчик все равно под подозрением.
— Ключи у меня, и у дяди Валериана, — сообщил приказчик, заработав недовольный взгляд купца. Правильно — не след поперек хозяина отвечать.
Дядя Валериан? Типа — племянник у дяди работает? В принципе, так обычно и бывает, что в лавке трудятся близкие родственники купцов. Так и надежнее, да и для молодежи полезно перенимать опыт старших. Прежнего приказчика помню — он помогал как-то в деле о смерти артистки. Куда-то пропал. Мог уволиться, мог и на повышение пойти.
— Значит, украдено восемнадцать тысяч рублей? — уточнил я.
— Если бы… — фыркнул купец. Подойдя к дверце — не то кладовка, не то подсобка, резко открыл ее. — Вот, полюбуйтесь.
Да, какая-то комнатенка, с полками вдоль стены. И, что характерно — пустыми.
— Вот ведь, б… этакая, — матюгнулся Тугулуков. — Все вынесли…
— А что здесь было? — полюбопытствовал я. — Оружие? Боеприпасы?
— Шубы тут были, а еще меха.
Купец добавил длинную фразу, которую вычеркнет любая цензура, поэтому я благоразумно ее не упоминаю. В пересказе на общедоступный язык, Валериан Николаевич желал коварным похитителям заполучить все краденое в одно место, а иначе он сам это сделает, но иным способом.
— Шубы и меха? — слегка удивился я. У наших купцов нет какой-то жесткой специализации, но Тугулуков славился тем, что он торговал по уезду именно охотничье-рыболовными товарами. Плюс еще револьверами.
— Нынешним летом в Тотьму ездил, там и купил, — пояснил Тугулуков. — В Тотьме соболь дешевый — по сто рублей шкурка, и шуба соболья тысячу рублей стоит. Двадцать шуб прикупил из соболя, да шкурки — сто штук. Хотел на ярмарке распродать, москвичи с лапочками бы взяли.
Хм… А в Тотьме соболя промышляют? С каких это пор? А, так там же связь с Сибирью еще с 16 столетия налажена, поэтому мех дешевле. Ярмарка у нас в декабре, через месяц. Разумно пока меховой товар попридержать, а там и продать. Понятно, что не с лотка, а тет-а-тет. Но это уже купец сам провернет, ходы-выходы знакомы.
Значит, посчитаем. Соболья шуба… Я своей бывшей квартирной хозяйке привез соболя за тысячу рублей, но шуба маменькина, два года ее носила. А новая стоит не меньше 3 тысяч. Двадцать шуб, да если по три тысячи (это минимум!) — шестьдесят тысяч. Соболья шкурка не меньше двухсот рублей. А уж за сколько ее москвичи возьмут — не могу сказать. Значит, пропажа на восемьдесят тысяч рублей. Ни хрена себе! Мне за такие деньги лет десять книги писать.