Последнюю в ряду я вообще не опознал. Чей-то портрет. Ну, если портрет, так кого-то из императоров[2].
Понятно, отчего скромняга Ухтомский редко надевает боевые награды — с таким «иконостасом» мундир неудобно носить, да и звенеть медали станут при малейшем шевелении.
Тихонько, чтобы никто не слышал, шепнул Абрютину на ухо:
— Чувствую, барышня крепенько за Егорушкина возьмется. Можно теперь Фрола приставом ставить,.
— Ага, — так же шепотом отозвался исправник. Покосившись на Ухтомского, сказал: — Но не раньше, чем мой пристав в отставку выйдет.
Вот тут я согласен целиком и полностью. Фрол, при всей моей любви и уважении к парню, пристава пока не заменит. Нехай опыта набирается, пока старшие товарищи служат.
Служба закончилась, все потянулись к выходу.
Мы с Абрютиным остановились на паперти, поджидая молодых. А те, как только вышли из святых врат, тотчас же повернулись к нам.
— Ваше высокоблагородие… ваше благородие, спасибо за честь, — пробормотал Егорушкин.
Понятное дело, что нечасто исправники, вместе с сынками товарищей министров являются поприсутствовать на венчании фельдфебеля. Не знаю, как это сопоставить с армейскими мерками. Ну, наверное, если бы командир дивизии явился поздравить ротного старшину. Теоретически возможно, а практически маловероятно.
— На свадьбу к нам, милости просим, — заулыбалась невеста.
Бойкая, однако, девушка! Фрол с неким удивлением посмотрел на новобрачную. Про венчание он говорил и мне, и Абрютину, но парню и в голову бы не пришло приглашать начальство на свадьбу. Да и мы с исправником на свадьбу фельдфебеля бы не пришли.
— Мы бы с удовольствием, но служба, — сообщил я.
Не станешь ведь говорить, что не по чину нам с надворным советником приходить на их свадьбу? И нам это не нужно, да и мы на свадьбе нафиг никому не нужны. Гости будут сидеть пришибленные, да и мы станем чувствовать себя не в своей тарелке. Но некие приличия нужно соблюсти. И авторитет мужа перед женой поддержать.
Василий Яковлевич, крепко пожал руку своему подчиненному.
— Фрол, — проникновенно сказал исправник, впервые назвав фельдфебеля по имени. Посмотрев на невесту, склонил голову: — И ты, Анфея…
Тут Абрютин замялся и посмотрел на меня. Пришлось выручать.
— Дорогие наши Фрол и Анфея, — начал я речь, прижав руку к сердцу. — Мы сердечно поздравляем вас с этим важным событием в вашей жизни, желаем жить долго и счастливо. Как говорят — совет вам да любовь.
Чуть было не сказал «Горько», но это станут говорить гости после первой рюмки. А я сейчас скажу другое, более важное для молодых. Или, по крайней мере, существенное.
— Мы, с господином исправником решили сделать вам подарок, — сказал я, кивая Абрютину, а тот полез в карман и вытащил серебряные часы на цепочке.
Егорушкин, как я слышал, давно «облизывался» на часы — и вещь, крайне нужная для службы, да и на мундире смотрятся солидно, но самые дешевые часы стоят семь рублей, а дешевые лучше не покупать. Тратить десятку не по жалованью фельдфебеля. Поэтому, мы с Абрютиным скинулись.
Исправник вручил обомлевшему от радости жениху часы, а я, тем временем, вытащил подарок невесте — красивую коробочку.
— Анфея, а это тебе, — церемонно сообщил я.
Зардевшаяся невеста, открыв коробку ахнула, узрев золотые сережки с камушками. Конечно, они поплоше и подешевле тех, что я дарил невесте, но все равно, для крестьянской девки, коей до замужества была Анфея — огромное богатство.
— Ой, барин…— начала Анфея, но молодой супруг ее перебил:
— Не барин это, а сам господин судебный следователь Иван Александрович Чернавский!
— Ой, господин судебный следователь Иван Александрович Чернавский, не знаю, как вас и благодарить! Красота-то какая!
Невеста, похоже, решила немедленно поменять свои простенькие серебряные сережки на золотые, но Фрол ее остановил:
— Анфеюшка, давай до дома потерпим? Начнешь менять, ушко поцарапаешь. Там у меня зеркало есть.