Ишь, наш внештатный патологоанатом и в уезде пользуется известностью и авторитетом. Впрочем, ничего удивительного. Врачей с армейским опытом в нашем уезде не завались — не исключено, что только один и, было бы странно, если бы коллеги не знали Федышинского.
Я заверил, что нисколько не сомневаюсь в профессионализме женщины, пусть она и именуется акушеркой. Да мне и без разницы половая принадлежность лечащего врача, лишь бы толк был.
Провожая докторшу, Абрютин церемонно раскланялся и осторожно вручил ей какую-то денежку.На поклон она не ответила, но бумажку взяла. Уже хорошо. А вообще, Ольховская волость меня порадовала. Столкнулся сразу с двумя женщинами и обе профессионалы высокого класса.
Закрыв дверь за акушеркой, господин надворный советник уселся на лавку, напротив меня.
— Иван, а ведь я жизнью тебе обязан, — сказал Абрютин.
Ну, началось! Чего я больше всего боялся — так это выяснения отношений и изъявления благодарности. Надо бы как-то все обернуть в шутку. Не знаю как — Василий человек серьезный. Придется импровизировать.
— Ну вот, а я думал — ты мне сейчас выволочку устроишь, а ты какую-то ерунду несешь.
— Выволочку-то за что? — удивился Василий.
— Так за то, что ваш приказ не выполнил, господин полковник, — пояснил я, повышая Абрютина в чине. — Сам же велел — дескать, если злоумышленник ружье вскинет, падать на землю.
— Если бы ты мой приказ исполнил, я бы сам на твоем месте лежал. Ладно, если живой, а мог бы и покойником быть, — заметил исправник. — Так что, про спасение — это не ерунда, а совершенно серьезно.
— Все могло быть, — философски заметил я. — А я не тебе жизнь спасал, а себе ее облегчить хотел.
— В каком смысле — себе жизнь облегчить хотел? — нахмурился исправник.
— Василий, я не о тебе в тот момент думал, а о себе, — сообщил я и принялся рассуждать: — Сам посуди — ухлопал бы тебя дезертир, пришлось бы твое бренное тело в город вести, отписываться — как такое случилось? Перед Верой Львовной неудобно, перед сыном твоим. А еще похороны тебе с воинскими почестями положены. Или нет?
Абрютин только пожал плечами. Даже если положено на могиле отставного офицера залп давать, то где мы солдат отыщем? А коли городовые начнут из револьверов палить — несолидно.
— Ладно, похоронами твоими Щука бы стал заниматься, он должен правила знать. Меня иное волнует. Верочка бы жуть, как расстроилась, а ты же знаешь, что я ее очень люблю и уважаю. Нельзя замечательным женщинам переживать из-за такой ерунды, как смерть любимого мужа. Цвет лица портится, морщины лишние появляются. Опять-таки — у тебя сын растет, его на ноги ставить надо. Пенсию за тебя неплохую назначат, но все равно, парню без отца будет плохо. Мне Яшку воспитывать лень, пришлось бы Верочку срочно замуж выдавать. И где мужа ей отыскать? Чтобы и человек был неплохой, вроде тебя, да и чин нужен не меньше коллежского асессора, чтобы жалованье приличное было. Яшке, допустим, пенсию за тебя выплачивать станут, а вдове, если она опять замуж выйдет, уже нет. Так что, живи, Василий Яковлевич, жену радуй и сына взращивай. Видишь, никакого подвига с моей стороны, только голый практицизм и эгоизм.
— Балабол ты, Ваня, — вздохнул Василий.
Я тоже вздохнул в ответ:
— Василий, да не балабол я. Просто, очень боюсь, что ты теперь виноватым себя считаешь — мол, пуля в меня летела, да Ванька ее грудью встретил! Плюнь и забудь.
— А ты бы забыл?
— Василий, не забыл бы. Но я и другое не забыл — то, как вы с Верой мне помочь хотели, узнав, что государь на меня гневается — чуть ли не дом собирались продать.
— Ну, ты сравнил, — фыркнул исправник. — Чем я рисковал, кроме денег да своего имущества? Ничем. Даже репутацией своей не рисковал. А ты свой лоб за меня подставил.
Хотел назвать друга Васей, не получилось. Все-таки, Абрютин меня постарше. И здесь лет на четырнадцать, а там — вообще на сто с лишним. Да и по жизненному опыту тоже.
— Василий, все в этой жизни бывает. Ну, случилось и случилось, бутылочку как-нибудь разопьем, песню споем, да и все. Ты меня в гости пригласишь, Вера пирог испечет, в щечки меня расцелует — если ты не приревнуешь, конечно, а что еще? Может, и ты меня как-нибудь да спасешь, кто знает? Хотя… Лучше бы тебе меня не спасать. Нечасто такие случаи бывают, чтобы в полицейского стреляли, а уж в исправника — тем более. Порадуемся, что порох отсырел и ружье охотничьим оказалось. Скажи-ка лучше — дезертира в город отправил?
— Отправил, — кивнул Абрютин. — Смирнов с ним за конвоира. Знаешь, — невесело хохотнул исправник, — когда отправляли, полдеревни на проводы сбежалось. Бабы ревут, узелочки ему суют — бедненький ты наш, страдалец невинный, мужики, вроде бы, втихаря, бутылки на телегу засовывают, в сено прячут.