Немецкая гостиница 19 века.
Глава 9. Ужин с перестрелкой.
Мандт принял Адашева радушно, выйдя в прихожую. Дождавшись пока слуга – мрачный здоровяк Густав - примет у гостя шляпу и трость, беглый лекарь подошел и обнял молодого человека. Иван Михайлович не ожидал от хозяина такого лицедейства и даже слегка растерялся. Не обращая внимания на его смущение, Мандт повел гостя в гостиную. «Очень рад! Хоть мы и знакомы всего второй день, но, должен признаться, Вы мне очень симпатичны. Уверен, что нам нужно поговорить о многом. Поэтому я и не велел Густаву прислуживать нам за столом. Посидим и поговорим, как это говорится в России, по-свойски».
Портрет М.М. Мандта, с.19 века
Адашеву захотелось тут же ухватиться за окончание фразы, но он сдержался. Как бы не спугнуть прохиндея. Хозяин же, видимо истолковал его молчание по-своему и принялся вспоминать столичную жизнь. «Ах, молодой человек, Вы вероятно считаете меня завзятым русофобом. И все это из-за моей несдержанности за вчерашним бриджем. Не скрою, я действительно опасаюсь вашей тайной полиции. Из-за нее я и вынужден прозябать в бездействии здесь, в Штутгарте. Но Россию я всегда вспоминаю с теплотой. В Петербурге у меня осталось немало друзей». Он сделал паузу и добавил со значением: «Но и немало врагов. Как, впрочем, и у Вас. Не так ли?»
Адашев кивнул. Они уселись за столом, который был обставлен по-царски и ломился от блюд. Горячие кушанья на нем соседствовали с закусками, а десерт дополняли несколько бутылок вина, по виду довольно старого и дорого. «Вы ожидаете еще кого-нибудь?» - осведомился гость. «Что Вы!» - ответил Мандт. «Я хотел бы поговорить с Вами наедине». Однако от Адашева не укрылся неподдельный испуг лекаря, когда тот услышал вопрос гостя. «Эге, братец, да ты и впрямь кого-то ждешь» - подумал ротмистр, усаживаясь за стол. Хозяин налил вина в бокалы. «Выпьем за дружбу, открывающую путь к успеху!» - торжественно провозгласил он тост. Адашев также поднес бокал к губам, но внезапно закашлялся и пролил его содержимое на пол. «Ах, простите, сударь, мою неловкость!» - смущенно проговорил он. «Я еще не совсем отошел от вчерашнего». На лице Мандта промелькнула досада, но он тут же взял себя в руки. «Не стоит извиняться, мой друг. Я тоже в молодости позволял себе выпить, как это говорят у вас, лишку. Впрочем, я всего лишь простой эскулап, но Вы – гвардеец. А бывших гвардейцев не бывает, не так ли?»
Сервировка стола 19 века
«Увы, Мартын Мартынович» - Адашев намеренно назвал Мандта на русский манер – «Я полгода уж как выбыл из родного полка. И как Вам известно, не по своей воле…». «Да-да, я слышал об этом» - торопливо ответил собеседник. «Вы говорили, что готовы были даже драться на дуэли с наследником русского престола». «Да» - подтвердил молодой человек, «но он предпочел уклониться от дуэли, а я был принужден уйти из полка и уехать заграницу». Мандт сочувственно покивал собеседнику. «Но что Вы намерены делать дальше? Не вечно же Вам скитаться на чужбине?» Адашев ответил запальчиво: «Ну нет! Я найду способ вернуться. Вернуться и отомстить!» Лекарь задумчиво посмотрел на него. «Это легче сказать, чем сделать. Впрочем, давайте выпьем! Ибо как говорили мудрые латиняне, истина – в вине». Он вновь наполнил бокал Адашева. Причем из той же бутылки, что прежде. Себе же налил из графина и объяснил: «Здоровье не то, что прежде. Эта история с ложным обвинением сильно меня подкосила. Теперь могу позволить себе лишь крюшон». И он демонстративно отпил из своего бокала.
Адашев оказался в патовой ситуации. Не выпить было нельзя: Мандт смотрел на него в упор. Выпить же наверняка означало принять разбавленный в вине яд. Его выручил Густав, окликнувший хозяина из прихожей. Тот недовольно обернулся и резко бросил ему: «Чего тебе?» Тот что-то сказал, но так тихо, что его ни услышал не только Адашев, но и сам Мандт. Ворча под нос ругательства, тот встал из-за стола и направился к слуге. В это время Адашев ловко опрокинул содержимое своего бокала на пол. Благо пушистый ковер темного цвета делал пятно от пролитого незаметным. Затем облизал губы и поставил бокал на стол. «Прекрасное вино, Мартын Мартынович! Напоминает токайское». «Оно и есть» - довольно отозвался хозяин. И тут же снова взялся за бутылку: «Повторим?» Адашев картинно развел руками и указал на богатый стол. «И предадим забвению это кулинарное великолепие? Знаете, я хоть и русский человек, но предпочитаю сначала хорошенько поесть». «Да-да, конечно» - с явной неохотой отозвался хозяин пиршества. «Пожалуйста угощайтесь». Адашев с аппетитом отведал запеченного поросенка, съел штрудель и запил его крюшоном из графина, из которого наливал себе Мандт. «А Вы знаете, доктор, этот Ваш крюшон – отличная штука. Надеюсь, Вы не против поделиться этим чудесным напитком?» Мандт прямо позеленел от злости, но опять сдержался: «Он безусловно хорош, но не к мясу. Я не узнаю бравого гвардейца» - сердито проговорил он.
Ломать комедию больше не стоило. Стало ясно, что серьезного разговора не будет. Мандт хочет лишь опоить или отравить гостя. Но зачем это ему Адашев не понимал. И поэтому решил подыграть хозяину. Он сделал вид, что тянется к тарелке с гусиным паштетом, но внезапно покачнулся и стал заваливаться на бок. Причем сделал он это так, чтобы не упасть на левую сторону, где в потайном кармане у него лежал верный «пепербокс». Все же в нем пропал незаурядный артист. Адашев стал закатывать глаза, на губах его появилась пена. Не зря же он перед тем набрал в рот глоток крюшона, пришедшийся сейчас кстати.