Адашев слушал и не понимал ничего. Заметив его недоуменный взгляд, англичанин любезно пояснил. «Это та самая девица, что встретилась с Вами, молодой человек» на ступенях «Кайзергофа». Думаю, она сообщила Вам что-то интересное. Впрочем, сейчас это неважно. Меня, повторюсь, интересуют лишь бумаги Грубера. Отдайте их и мы забудем про убийство и прочие недоразумения».
Адашев тут же припомнил юную белокурую немочку, передавшую ту странную записку с предупреждением. Она, что же, конфидент русского дипломата? И она пыталась завладеть британскими секретами? Так вот где все это время пропадал Бирюлов. Он явно добыл нечто интересное для русского правительства. Выходит, что Адашев - лишь одно из звеньев в хитроумной комбинации старого разведчика. Говоря языком шахматистов, он всего лишь пешка, которой можно пожертвовать, дабы спасти ферзя. Но кто он, этот ферзь? А может это вовсе и не человек, а те самые бумаги, что добыла миловидная барышня по имени Луиза? И что ему, Адашеву, делать, если протокол Грубера уйдет к англичанам? Как возвращаться домой и что сказать Дубельту? От этих мыслей голова у молодого человека пошла кругом.
Несмотря на молодость, Адашев не был новичком в тайной войне. Ему и раньше приходилась бывать в разных переделках, порой с опасностью для жизни. Но никогда еще ситуация не казалась ему столь безвыходной как сегодня. Этот Морвилл не пугает. Пугают только слабые и только слабых. Англичанин же - птица иного полета. Он безусловно умен и расчетлив. Вон как слежку за ним организовал. Даже блондиночку заприметил. Мастер, ничего не скажешь. Так что, если Бирюлов заупрямится, то Адашева немедленно арестуют. В отличии от Бирюлова, он не дипломатический агент и миндальничать с ним не будут. Все рассказы о попытке его отравления за ужином и о нападении на него Митчелла не будут стоить в суде и ломанного гроша. Доказательств у него нет. Напротив, у суда будут показания мерзавца Мандта и его лакея - Густава. А они уж постараются представить действия Адашева в нужном для англичан свете. Даже сохраненная Адашевым записка Мандта, скорее всего, не возымеет на суд никакого действия, поскольку еще неизвестно кем она там написана. Вполне возможно, что хитрый лекаришка поручил нацарапать ее тому же Густаву. В итоге, Адашева, посадят в тюрьму, выручать его откуда будет некому. Бирюлова вышлют, а посол Васильчиков не станет рисковать своей карьерой из-за неудачливого жандарма. Не тот человек. Да и в столице нынче другие ветры дуют. Россия от нынешней войны ослабла, против нее ополчилась вся Европа. И даже такие мелкие шавки как германские княжества могут теперь без опаски облаивать ее, не боясь получить пинка сапогом русского солдата. Так что на Певческом мосту, как и в «Стукаловом приказе», об Адашеве скоро забудут. Свое дело он сделал, протокол Грубера вскоре окажется в Петербурге. Коронация наследника может состояться без помех. Это главное. А там: «мавр сделал свое дело – мавр может уйти». Так будет лучше и спокойней для всех.
«Ну а что ты не был готов к такому исходу?» - спрашивал себя молодой человек, «Разве не присягал ты на верность трону и Отечеству? Будь же готов исполнить свою клятву!» И все же на душе у штаб-ротмистра было сейчас гадко. Не от страха, нет. Но от чувства собственной беспомощности перед врагом, который открыто глумится ему в лицо. С каким бы наслаждением он задушил бы этого самоуверенного брита. А может и в самом деле..., не отказать себе в этом последнем удовольствии? Все одно: семь бед – один ответ. Наверное, эти шальные мысли промелькнули в его взгляде, и это не укрылось от зоркого Морвилла. Он усмехнулся краешком губ и сухо заметил: «Надеюсь Вы, господин тайный агент, не станете делать глупости? За дверью стоят двое дюжих полицейских, которые окажутся в этой комнате при малейшем шуме. Учитесь проигрывать, молодой человек, в дальнейшем это Вам пригодится».
Бирюлов тоже взглянул на Ивана Михайловича с опаской. Его лицо, напротив, выглядело спокойным, как у человека, наконец принявшего трудное решение. «Полагаю, что другого выхода нет» - проговорил он, обращаясь к Морвиллу. «Ваша взяла». Тот внимательно посмотрел на старого дипломата. Но лицо Бирюлова оставалось непроницаемым. И англичанин успокоился. Он откинулся на спинке стула и с удовлетворением проговорил: «В таком случае, я попрошу Вас отправиться за протоколом немедленно. Мой экипаж к Вашим услугам. А господину Адашеву придется остаться здесь и дожидаться Вас в моем скромном обществе».
Бирюлов вышел, бросив на Адашева строгий пристальный взгляд. Будто предупреждал: веди себя смирно! Легко сказать, смирно! Ивана Михайловича раздирала злость на Бирюлова. Струсил и решил капитулировать перед этим наглым бритом. Если он отдаст протокол, тогда все пропало. Но тут же на память приходил строгий взгляд Бирюлова, будто бы предупреждающий: терпи и не делай глупостей. И Адашев прислушался к этому немому совету.