Адашев схватил советника за рукав: «Прошу, позвольте мне с Вами. Бумаги – шут с ними, почтой доставят. Я же персона невеликая. А дочь Вашу я люблю. Понимаю, что глупо так, с первого взгляда. Но ведь и она спасать меня в сюда гостиницу пришла, к незнакомому ей человеку. Там англичанин этот ее и выследил. Как же мне теперь ее бросить? И еще…» - ротмистр тряхнул головой и выпалил словно шашкой рубанул наотмашь: «Позвольте, уважаемый Михаил Павлович, просить руки Вашей дочери. Если, конечно, все у Луизы нет жениха и если у нас с Вами сегодня все сладится». Бирюлов посмотрел на него как на помешанного. «В своем ли Вы уме, батенька? Тоже время и место нашли свататься. Да и не пара Вам моя Луиз. Вы – столбовой дворянин. Небось именьице богатое наследуете и капитал приличный. А она – незаконнорождённая девица. Что называется, без роду и племени. Что Вам родители Ваши скажут? А в свете как ее примут? Нет, нет и не говорите мне об этом». Но Адашев ответил решительно: «Родители мои рады будут коли сын их невесту по сердцу найдет. А что до прочего – я человек не богатый и потому не светский. Посему и мнение чванливых особ мне не указ. Еще раз прошу Вашего согласия и благословения!»
Бирюлов тяжело вздохнул. «Эх, да что с Вами поделаешь. Ладно, давайте–ка лучше диспозицию нашу определим. Сколько англичан в номере?» «Я видел троих, вместе с Морвиллом». Советник задумался. Потом кликнул возницу: «Слышь, Митрич, а ну поди сюда. Да подарок наш с собой прихвати». Спустя минуту рядом с ним вырос здоровенный бородатый мужик. В руках он держал небольшой белый шар. «Вот что, Иван Михайлович, слушайте да запоминайте. Бросите в номер вот эту штуку» - он показал на белый, фарфоровый на вид шар, размером с мячик для игры в лапту. «Оттуда сразу повалит едкий дым. Вы тотчас не зевайте, прикройте нос мокрым платком и бегите в комнату. Там наверняка все уже будут лежать без чувств. Не мешкая хватайте Луизу и спускайтесь вниз. Портье скажете, что пожар мол случился на втором ярусе. Митрич будет ожидать вас в вестибюле. Если надо, он поможет. Я буду ожидать вас в коляске. Затем обратился к бородачу: «Давай, братец, свой плащ». Тот молча скинул с широких плеч черный плащ с капюшоном. «Мы с Митричем старые приятели» - пояснил Бирюлов. «Росли вместе. Потом родитель мой ему вольную дал, да землицу отписал по доброте душевной. Только Митрич расстаться с другом детства не захотел. С тех самых пор мы с ним всюду вместе. Он меня из многих переделок вытаскивал». «Чего там, барин» - добродушно пробасил здоровяк. «Вы и сами небось с усами».
«Помилуйте, Михаил Павлович» - удивился Адашев. «Вы же лицо официальное и на такую авантюру решаетесь. А ежели план Ваш не удастся и Вас схватят? Скандала ведь тогда не избежать!» Бирюлов лишь печально улыбнулся: «Не будет никакого скандала, Иван Михайлович. В коляске, да еще в таком наряде меня никто не запомнит. Да и на крайний случай я подстраховался. Давеча в консульстве я времени зря не терял. Передал Васильчикову свое прошение об отставке. Так что, если не выгорит наше дело, то и с меня спрос будеткак с частного лица». Иван Михайлович с трудом проглотил застрявший в горле ком. «А Вы теперь как же? Ведь без службы остались». Бирюлов отмахнулся: «Да шут с ней, тридцать лет государю и престолу отдал и довольно. Пора жить для себя. Вот отправлю ее домой и сам вернусь к родному порогу. Супруга моя, Наталья Лукинишна, женщина добрая – не прогонит Луизу и меня старого дурака простит. Но довольно мечтать, господин ротмистр, пора действовать» и он взглянул на окна гостиницы на втором этаже. «Ступайте, Иван Михайлович, в добрый час». И трижды перекрестил молодого человека.
Глава 14. Развязка.
Час и впрямь оказался добрым. На пути Адашева никто не встретился. Портье дремал за своей конторкой, а в коридоре было пусто. Другие постояльцы либо коротали время на прогулках по милому Штутгарту, либо сидели в своих номерах. На цыпочках Адашев подошел к дверям своего номера и прислушался. За дверью раздавался негромкий разговор на английском языке. Иван Михайлович сразу узнал голос Морвилла. Слов его было не разобрать, он понял лишь одну фразу: «Они свое получат». О них небось островитяне разговаривают. Нет, не отдал бы англичанин Луизу даже получи он эти заветные бумаги. Да и Адашеву с Бирюловым потом тоже несдобровать. Слуги «туманного Альбиона» не умеют прощать врагов. И Адашев решительно толкнул дверь.
Шар бросил с размаху прямо под ноги изумленного Морвилла. Раздался звук глухого удара, потом комнату озарила яркая вспышка и помещение быстро наполнилось едким белым дымом. Прикрыв нос и рот мокрым платком, молодой человек ринулся в номер. Он схватил Луизу вместе со стулом и крякнул от натуги – тяжела оказалась ноша. Стул был дубовым, и весу в нем было едва ли не больше, чем в самой барышне. Выбежал в коридор. На счастье, звук взрыва был негромким – будто хлопушка детская лопнула. В соседних номерах его даже не услышали. Но вот клубы белого дыма просачивались через щели его номера. Поставив стул на ковровую дорожку, он судорожно выхватил нож и разрезал веревки, опутывавшие пленницу. Луиза была в полуобморочном состоянии. Иван Михайлович поднял ее на руки и бросился вниз по лестнице. Внизу девушку перехватил Митрич. И вовремя: молодой человек сам наглотался едкого дыма и едва держался на ногах.
Проснулся портье и сразу почувствовал недоброе. Услыхав о пожаре бросился на вверх. Однако поднявшись на половину пролета, стал надсадно кашлять и вернулся. Путь Адашеву пытался загородить бородатый швейцар, но тут на помощь опять пришел Митрич. Огромный кулак здоровяка надежно успокоил неудачливого стража гостиничного порядка. Перепуганный портье быстро юркнул под свою конторку. Связываться с этим русским медведем, а что этот здоровяк русский, портье и не сомневался – он не собирался. Он доложит о случившимся хозяину и пусть господин Шульц сам решает, что делать. В конце концов, он, Вилли, служит портье, а не охранником.
Втроем с Митричем они выбежали на улицу, где их дожидалась пролетка с поднятым верхом. Луиза подала признаки жизни, закашлялась и открыла глаза. Бирюлов положил голову дочери себе на колени и стал поглаживать ее, стараясь привести в ее чувство. Митрич вскочил на козлы и хлестнул лошадей. Пролетка рванулась с места и помчалась по мостовой. Бирюлов гладил Луизу как маленькую и все приговаривал по-немецки: «Все будет хороша, моя милая девочка, все будет хорошо».