Так мы стояли несколько минут. Наконец из толпы вышел человек в городской одежде – не иначе как социалист, подбивший пьяных мужиков «пустить кровь старому барину». В руках смутьяна был револьвер. Он взглянул на меня с интересом. «А Вы не трус» - с усмешкой проговорил он. И повернувшись к толпе добавил: «Ну что, мужики? Даруем жизнь этому осколку самодержавия?» Мужики молчали, многие опустили глаза. Даже хмельные приумолкли. Не дождавшись от толпы ответа, вожак театрально простер ко мне руку и с пафосом крикнул: «Ты свободен, старик! Революция умеет не только беспощадно карать, но и миловать тех, кто ей не опасен. Поэтому я тебя сейчас прощаю. Ступай прочь!» Глупец! Он возомнил себя судьей, а меня зачислил в разряд «не опасных». При этом он оставался для меня всего лишь мишенью. Я выстрелил дважды и оба заряда картечи продырявили щегольской пиджак социалиста. Я отбросил ненужное уже оружие. Патронов у меня не осталось, а если бы и были, то перезарядить ружье я бы не все одно не успел.
«Стойте! Стойте!» - громкий голос, прозвучавший откуда-то сбоку вывел меня из оцепенения. Обернулись и мужики. По дорожке, ведущей из парка бежал запыхавшийся староста Трофим. С трудом переводя дух он стал громко выговаривать толпе: «Вы чего же, мужики? Или креста на вас нет? Али добра от Ивана Михайловича не видели? Вот ты, Степан, забыл, как на Рождество его превосходительство тебя «катенькой» выручил? Справил бы ты без энтих денег новую избу аль так и ютился бы на своем пепелище? А ты, Фрол, откель кобылу получил, когда твой кормилец на пашне полег? Так значит вы за доброе воздаете?» Он продолжал говорить, обводя собравшихся таким свирепым взором, что люди стали по одному расходиться, бормоча себе под нос оправдания. Вскоре у крыльца остались только мы двое. «Спасибо, Трофимушка!» - устало сказал я, - «вовремя ты поспел». Он улыбнулся, но улыбка вышла печальной: «Еще поживем, барин, еще поживем».
Дворянская усадьба.
Автор приостановил выкладку новых эпизодов