— Разожгите большой костёр выше по склону, где сараи, — сказала она вслух. — Очень-очень большой, понимаете? Бросайте в него всё, что горит, лишь бы он не погас. Он будет затухать, но вы поддерживайте огонь. Поддерживайте его, что бы ни случилось. Огонь не должен погаснуть!
Она выделила это «не должен» голосом, чтобы оно прозвучало громко и угрожающе. Нельзя, чтобы в головах людей осталось место сомнениям. Тиффани накинула на плечи коричневый плащ из плотной шерсти, подарок госпожи Вероломны, и схватила чёрную остроконечную шляпу, висевшую на крючке на входной двери. Люди, набившиеся в кухню, забормотали и зашептались, а некоторые даже шарахнулись в стороны. Нам нужна ведьма, мы пропадём без ведьмы, и при всём при том мы будем от неё шарахаться.
Это была магия остроконечной шляпы. То, что госпожа Вероломна называла «боффо».
Тиффани Болен вышла из дома и очутилась в узком проходе, прокопанном через заваленный снегом двор. Снежные стены слева и справа были вдвое выше человеческого роста. Зато снег хотя бы давал укрытие от ветра, режущего, будто нож.
Тропу успели прокопать до самого выгула, но дело шло тяжело. Как можно убрать толщу снега в пятнадцать футов?1 Да и куда его убрать?
Она дошла до сараев, где хранили телеги, и стала ждать. Мужчины с кряхтением и скрипом сражались со снежной стеной. Они уже вымотались до смерти. Они копали много часов подряд.
Самое главное…
Главного было слишком много. Главное, выглядеть спокойной и уверенной, главное, сохранять ясность мысли, главное, чтобы никто не заметил, что ты едва штаны не намочила от страха…
Тиффани вытянула руку, поймала снежинку и хорошенько к ней пригляделась. Это была не обычная снежинка, о нет. Это была одна из его особенных снежинок. Какая подлость! Он насмехается над ней! У Тиффани появился повод его ненавидеть. Раньше она не чувствовала ненависти. Но теперь он убивает ягнят.
Она передёрнулась и плотнее запахнула плащ.
— Это мой выбор, — прокаркала она. Воздух изо рта превратился в облачко пара.
Тиффани прокашлялась и начала снова:
— Это мой выбор. Если надо будет заплатить, я заплачу. Если это будет стоить мне жизни, я умру.
Куда бы выбор ни привёл меня, это мой путь. Я так решила. Это мой выбор.
Это не было заклинанием, разве что в её воображении. Но если ты не можешь заставить заклинания работать в собственном воображении, они у тебя нигде и никогда не сработают.
Тиффани снова плотнее завернулась в плащ, пытаясь защититься от безжалостных когтей ветра, и стала оцепенело смотреть, как разводят костёр. Пламя разгоралось неохотно, словно боялось проявить рвение.
Она ведь делала это раньше, так? Десятки раз. Это не такой уж и сложный фокус, если знаешь, в чём суть. Но раньше у неё всегда было время сосредоточиться, да и огонь был всего лишь огнём в кухонном очаге, у которого она грела ноги. По идее, с большим костром и целым полем снега это будет ничуть не сложнее, правда?
Правда же?
Пламя загудело и взметнулось вверх. Отец положил руку ей на плечо. Тиффани подпрыгнула от неожиданности — она и забыла, как тихо он умеет ходить.
— Что это ты говорила насчёт выбора? -
О том, какой у него хороший слух, она тоже забыла.
— Это… ведьмы так делают, — сказала она, избегая смотреть ему в лицо. — Теперь, если не получится, виновата буду только я.
А я и так во всём виновата, мысленно добавила она. Это нечестно, но никто и не говорил, что всё будет честно.
Отец взял её за подбородок и ласково повернул к себе. Какие мягкие у него руки, подумала Тиффани. Большие мужские ладони, а кожа нежная, как у младенца. Это из-за жирной овечьей шерсти.
— Не надо было нам тебя просить, верно?.. — сказал он.
Надо, подумала Тиффани. Там, под холодным безжалостным снегом, умирают ягнята. А вот мне надо было отказаться, надо было признать: нет, я ещё не готова, умения не хватит… Но под холодным безжалостным снегом умирают ягнята!
«Родятся новые», — подумала она Задним Умом.
Но то будут уже другие ягнята. А эти умирают сейчас, в эту самую минуту. Умирают, потому что я послушалась своих ног и посмела пуститься в пляс с Зимовеем.
— Я смогу, — сказала она.
Отец, не отпуская её подбородок, заглянул ей в глаза:
— Ты уверена, джиггат?
«Джиггат» — так звала Тиффани её бабушка, матушка Болен, которая за всю жизнь не позволила холодному безжалостному снегу убить ни одного ягнёнка. Отец никогда раньше не называл её так. Почему это прозвище пришло ему на ум теперь?
— Да! — Тиффани оттолкнула его руку и отвела глаза, пока из них не брызнули слёзы.