Агнесса тихонечко уклонилась.
Примечания:
"nyeno atahanca" — "козёл безрогий" (квенья)
"еmma vhenan" — "единственная любовь" (квенья)
Часть 4
Листва оказалась дальше, чем виделось — огромные деревья создавали иллюзию приближённости. Когда они въехали под полог леса, было ещё светло, но день катился под уклон. Огромный лес поражал издали, вблизи же внимание отвлекали мелочи, скрадывающие монументальность великанских дерев: мелкие следочки на поляне, рассыпанная шелуха, клочок шерсти, застрявший в кустах и мотавшийся на ветру.
— Здесь бурундуки набѐгали, — эльфу самому, кажется, приятно было говорить об этом, он радовался возвращению.
— Кто такие бурундуки?
— Полосатые земляные белочки. Их можно прикармливать орехами… потом не отвадишь.
Агнесса с приятностью задумалась о белках. Живое тёплое пушистое тельце, можно погладить… в её прежнем мире домашних животных было мало. Очень редкие заморские животные — кошки — только в столице, у базилевса да у больших вельмож. Почаще встречались львята, которых от скуки заводили богатые матроны. Ей же средства и образ жизни позволяли завести домашнее животное, но по закону бездетной женщине это запрещалось. Роди, выполни долг перед государством, а потом заводи. Считалось, что иначе ленивые женщины будут материнский инстинкт реализовывать, тетешкая милых пушистых львят.
Эльф, внимательно глянув, продолжал:
— Они пушистые, приятные на ощупь, быстро ручнеют; у них смешные розовые носы и трогательные щёкотные усики, — голос становился всё медовее.
Агнесса алчно вздохнула, возжелав ручного бурундука, и даже оглянулась — нет ли где поблизости. Поблизости только перелетали туда-сюда в зимней позёмке клоки шерсти, вырванные милыми животными друг у друга в драке.
— Подожди немного, я научу тебя приманивать животных и слушать Священную Рощу. Я наряжу тебя в шелка, подарю тебе бусы цвета травы, унижу твои нежные пальцы самоцветами… ты согреешься сердцем в моём доме и подаришь мне себя сама, без принуждения, станешь моей возлюбленной… — голос становился всё ниже и проникновенней, ласкал изнутри в таких местах, что и подумать стыдно.
Очарованно заслушавшись, Агнесса очнулась только от того, что хоть как-то улавливала смысл сказанного, и он уж очень напоминал речи отправленного к Харону достойнейшего Зебедеса. Тот тоже хотел одарить её одеждами и тканями, достойными её красоты. Встрепенувшись, возмущённо скосилась — эльф только улыбнулся в ответ.
Отвернулась. Задумчиво почесала босые ноги друг о друга. Смысл речей вроде был похож, но уж очень по-разному они воспринимались. Эльф говорил так, будто не бусы цвета травы обещал, а что-то действительно прекрасное — любовь, например.
И бурундук. Взятка бурундуком прельщала.
***
Их оставили у полузамёрзшего ручья. Вода, прорывающаяся из-подо льда, черно поблескивала и на вид была очень холодной. Пока Агнесса ёжилась, глядя, эльф успел рассказать, что ручья с таким серебристым звучанием не сыскать во всей Листве, и что по его берегам зацветают весной самые первые подснежники, на которые приходит полюбоваться сам базилевс. И что она в гораздо лучшем положении, потому что будет видеть это великолепие из окна каждый день. И указал на огромный дуб на том берегу.
Рассказывал, держа её на руках, и, пока Агнесса подозрительно соображала, как они будут переправляться, эльф просто перемахнул на другой берег.
Агнесса думала, что, когда имелось в виду жильё в дереве, то это значило хибарку, выстроенную на ветвях, и была несколько ошарашена: кривые корни, а потом низко растущие ветви ложились под ноги удобной лесенкой, винтом ведущей наверх, ко входу-дуплу в пол-человеческого роста. Сияющие гнилушки и грибы освещали уже внутреннюю лестницу, тоже полностью естественную — дерево как будто наплывало само на себя, ступени были разной высоты и формы.
— Я живу в этом древе давно, мы близки, и оно росло так, как хотелось мне, — она не спрашивала, но эльф внимательно отслеживал реакцию.
Если снаружи дуб казался целым городом, то внутри это ощущение только усиливалось. В большом круглом помещении мало было человеческого — неровные стены и пол с наплывами зелёного мягкого мха; пахло не старым деревом, как в человеческих деревянных домах, а живым терпким дубом. Лихорадочно блестящими, тревожными глазами Агнесса смотрела на саламандру, пылающую в деревянном камине, выглядевшем дуплом в стене — как дерево не сгорает в огне? Мир ужасных колдунов, да…
Релитвионн, видя эту тревогу, спокойно-радостно, продавливая иное отношение к увиденному, говорил: