— Я всегда жил один, в доме нет ничего женского, но можно поставить ткацкий станок здесь, между огнём и окном. Тут тепло и уютно, и можно смотреть в окно. Госпожа, ты же любишь ткать, я помню… наши мастерицы научат тебя тому, как это делается здесь, тебе будет интересно узнать, как изготавливается и окрашивается одежда, — это и правда было интересно, и она немного успокоилась, слушая.
Посмотрела на круглое неровное окно, дивясь, что холод и ветер не проникают через него в дом. Волшебство, конечно. У Релитвионна, как вскоре стало понятно, слово с делом не расходилось: вожделенные бурундуки жили в ветвях дуба и один уже с любопытством смотрел в окно с той стороны. Бурундук встал на задние лапки и засвистел. У Агнессы только уши поджались, когда эльф в ответ засвистел и защёлкал совершенно по-бурундучьи. Округлившимися глазами смотрела, как бурундук, не чинясь, входит в окно, принимает подношение в виде орехов и нагло лезет, цепляясь коготками, наверх по её одежде и устраивается на плече. Подняла осторожно руку — а ну как испугается! — но зверёк безмятежно дал себя погладить. Мда, зверьё здесь непуганое. Создалось ощущение, что бурундуку был предложен и принят им контракт — быть домашней зверушкой для женщины, с оплатой едой, и бурундук незмедлительно начал его исполнять. Всё это было настолько удивительно, что она даже не нашлась, что сказать. Но почувствовала себя осыпанной благами и посмотрела с благосклонностью. Даже не завизжала, сдержалась, когда из тени на полу полезли какие-то изгибающиеся, живые ветки — не хотела пугать бурундука. Эльф был спокоен, значит, ничего незапланированного не происходило. И правда, это оказались волшебные слуги страшных лесных колдунов, и сами по себе они страшными не были. Эльф спросил:
— Госпожа, ты позволишь?
Она, не очень понимая, чего он хочет, осторожно кивнула, и он со счастливым стоном опустился в деревянное кресло у стола, и совершенно спокойно позволил веткам расчёсывать себя, перевивать волосы в косы. Откуда-то живые деревяшки и одежду ему новую принесли — длинную и широкую: домашнюю, видно. Не смущаясь («да и чего ему смущаться? я всё видела»), с высокой простотой принимал услуги: его в два счёта раздели, утащили оружие и походные вещи, и надели просторную хламиду.
Из-под окна раздался тихий свист. Эльф, слегка нахмурившись, выглянул.
«Сам как чистый бурундук выглядывает… а недоволен, что потревожили», — Агнесса любопытно посмотрела из-за плеча Релитвионна. Внизу стоял чванного вида эльф с объёмным свёртком. Релитвионн незамедлительно спустился. Стоя на снежной полянке, они покланялись друг другу и позадвигали напыщенные речи. Релитвионн говорил и кланялся неторопливо, с вальяжностью, но было видно, что рад и посетителю, и тому, что он ушёл:
— Сердце моё, базилевс изъявил свою милость, прислав с доверенным слугой тебе одежду на первое время. Это платья, сшитые лучшими портными Листвы, — и безошибочно выдернул из свёртка что-то серо-голубое, поблёскивающее серебром вышивки, — померь, это домашняя одежда. Позволь брауни помочь тебе, — и кивнул на шуршащих вокруг служителей.
Агнесса надела и аж задохнулась от телесного счастья: было уютно и удобно; удобнее даже, чем голой ходить. Снимать не хотелось, и она так и осталась в эльфийской одежде, тем более, что, пока она разглядывала себя в поднесённом туманно-золотистом зеркале, её пеплос и тунику волшебные слуги уволокли с глаз долой. Возражать она не стала, пребывая в задумчивости — такого зеркала она сроду не видела, у людей были в ходу бронзовые.
Способность удивляться и дичиться притупилась от большого количества впечатлений, поэтому, когда Релитвионн пригласил сесть, она присела в другое кресло и не дрогнула, когда живые ветки коснулись её. Позволила расчёсывать волосы и вплетать в них драгоценности. Поймала себя на том, что нежится от прикосновений, и что весь этот дом приятен — запахами живого дерева и огня; тем, как босые ступни ласкают дерево и мох пола; чувством необыкновенной гармонии, тишины и покоя.
Непокойным ощущался только хозяин. Бледнел, краснел, что мало вязалось с монументально-величавым видом, который он так ловок был принимать; вздыхал, хотел что-то сказать — и запинался на полуслове.
Агнесса гладила бурундука, перекапывала принесённый брауни сундучишко с украшениями, действительно более чем достойными её красоты, и никак эльфу не мешала. Тот так и не собрался с духом сказать, что собирался. Зато окончательно стемнело и брауни подали еду.
Зачем слуги столько всего наволокли, Агнесса не поняла: эльф аппетита не имел и так и просидел, цедя по капле молоко. Сама она попробовала всё: и творог, и сыр с мёдом, и варенье из каких-то красных ягод. Подавилась косточкой, но всё равно осталась в восторге. В ещё больший восторг пришла, когда эльф налил ей из кувшина какого-то искристого, ранее непробованного напитка: