Через несколько дней Агнесса встревожилась. Тревога не давала уснуть, она ворочалась с боку на бок. Неясное чувство вздёрнуло её с лежанки у камина. Мягкими шагами в темноте подойдя к окну, увидела, что в ледяной воде ручья, мерцающей в свете полной луны, кто-то плещется. По характерному движению плечом узнала Релитвионна. Обрадовалась — и всё равно, тут же вернувшись в постель, отвернулась и затихла, не желая признаваться, что не спит.
Полежала, как ей казалось, долго, но не услышала ни одного звука, который бы указывал, что он вошёл. Поворочалась ещё, вздыхая и прислушиваясь: ветер шуршал ветками дуба, где-то далеко выли волки; рядом на лежанке тихо сопел и попискивал бурундук. Повернулась, открыла глаза и вздрогнула — Релитвионн стоял и смотрел на неё. Никакие человеческие чувства не предупредили, о его присутствии.
— Что ты так испугалась, emma vhenan? — голос был тихим и усталым, — ты же смотрела на меня в окно.
Агнесса запоздало вспомнила, что он-то в темноте видит, и, застеснявшись, призналась:
— Переживала за тебя. Долго не было, — голос от смущения слегка осип, и она обескураженно умолкла.
Релитвионн беспечно отмахнулся:
— Служба. Пришлось проследить за… одной компанией. Не мог предупредить, — и, как показалось Агнессе, с несколько наигранным равнодушием спросил: — Скучала?
Она пожала плечами и вздохнула. Эльф усмехнулся. Постоял, помолчал и другим уже тоном попросил:
— Посиди со мной за столом? Я три дня не ел.
Агнесса поймала себя на том, что, подперши щёку, жалеюще смотрит, как он набросился на еду. Он поймал её на том же — и посмотрел смеющимися глазами:
— Так скучала? По мне… или просто так?
Ровно возразила:
— Мне не скучно, — и, сама увлёкшись, воодушевлённо поведала, что сегодня её водили в гусеничные пещеры: — Там, знаешь, везде гусеницы: на полу клубками, на стенах и даже на потолке. Мне за шиворот падали, и вечером из волос нескольких выгребла.
С некоторым удовлетворением убедилась, что эльфа слегка перекосило, и продолжила:
— Так вот, они всё время едят, там такой шорох постоянно… и в зависимости от того, чем кормят, куколки из гусениц получаются разного цвета: белого, коричневого, зелёного, голубого… даже золотые и серебряные можно сделать. Весной, когда куколки вылупляются, получившиеся бабочки откладывают яйца, а потом улетают. И тогда вскрытые коконы собирают, вымачивают в ледяной воде и разматывают; потом прядут и получается шёлк.
Релитвионн как-то странно посмотрел и задумчиво сказал:
— Не знал, как его делают.
Удивилась:
— Да как же можно не знать?
Он в ответ пожал плечами:
— Занимался воинской наукой. А этим занимаются эллет. Про пещеры знаю, что каждый год бывает праздник любования вылетом бабочек… в этом году мы побываем там вместе, — улыбнулся одними губами, а глаза остались серьёзными, когда спросил: — Пойдёшь со мной? Или, может быть, кто другой позвал?
Агнесса искренне удивилась:
— Кому ж звать? — и простодушно призналась: — Я и про праздник-то от тебя узнала. Мне только про гусениц да про шёлк рассказывали, и показывали, как их кормить.
Релитвионн вздохнул и как бы между прочим спросил:
— Базилевс, может быть? Не заезжал ли, не звал ли куда?
Агнесса удивилась ещё больше:
— Да с чего бы? Тебя ведь не было, а что за дело базилевсу до меня?
Релитвионн, опустив ресницы, равнодушно сказал:
— Он занял меня так, что я почти не бываю дома. И мне подумалось, не хочет ли он… расчистить место подле тебя. Для себя.
Агнесса поперхнулась и захохотала. Хохоча, сообщила, что базилевс до неё не домогался.
Релитвионн вкрадчиво спросил:
— Может, кто-нибудь ещё?
Агнесса смолчала, стараясь, чтобы губы не дрожали от смеха. Эльф вспыхнул было, но вдруг охолонул и поднялся из-за стола:
— Я устал. И, должно быть, глупости говорю. — И опустошённо попросил: — Проводи меня в спальню. У меня всё тело окостенело и раны ноют. Целитель оставил мазь, если бы ты намазала мне спину…
Она покивала, глядя с сочувствием, и пошла за ним.