Бесконечно радовало, что, овладевая её теплом и сладостью где и когда захочется (хотелось везде и часто), Релитвионн хозяином себя не вёл — видно было, что всегда готов к отказу. И всегда боится его. Но при этом менять ничего не будет.
Не успела одна полная луна смениться другой, как базилевс, решив, что отпуск был достаточным, потребовал службы от Релитвионна, и тот стал пропадать в лесах, но возвращался часто, насколько мог.
Как-то раз отсутствовал три дня и три ночи, и, когда пришёл утром, Агнесса плакала — от страха за него, и от опустошения, вроде бы забытого, но вернувшегося.
Обрадовалась, кинулась на шею, и тут же отпрянула, обиженная, не готовая к ласкам. Посмотрела зло. Эльф сглотнул — похоже, остаться без сладкого не хотел. Зашёл издалека, завернув речь о несправедливости мироустройства и о том, что, в сущности, добрые дети Эру из-за жестокости мира иногда претерпевают искажения натуры. Вот взять его и Агнессу — оба искажённые, но искажение так дивно совпало… не хочет ли госпожа выразить неудовольствие иным способом, не лишая его радости соития? Если да, Релитвионн сходит за прутьями и смиренно вытерпит наказание.
Агнесса посмотрела уничижительно на смиренно краснеющего эльфа, тут же упавшего на колени. Видно было, что соскучился до невозможности, а ткань мало что скрадывала. Чувствуя, что краснеет и сама, процедила:
— Хорошо.
И от чистого сердца отходила его пучком прутьев, содрав штаны и нагнув на стол — и сама спустя немного времени оказалась в той же позиции, а Релитвионн вколачивался сзади.
Спустя какое-то время Агнесса вошла во вкус и начала смаковать медленное раздевание, ощупывание, с вожделением смотрела на красные полосы, вспухавшие на белой коже и с ума сходила от покорности, демонстрируемой прекрасной феечкой, и от ощущения господства над существом значительно сильнее себя. Может, это и было искажением, но удовольствие доставляло божественное.
На праздник Начала Лета (эльфы называли «Бельтайн»), Релитвионн спросил, хочет ли она разделить с ним чашу вечности. Агнесса напряглась было, но из объяснений поняла, что это акт единения перед богами и перед соотечественниками Релитвионна. Согласилась с лёгкой душой и была удивлена количеством этих самых соотечественников во время обряда. Сам обряд много времени не занял, выпили из одной чашки у какого-то лесного ручейка, и только. Но к дереву обратно их провожали толпой, пели и веселились, осыпали лепестками и зерном, а базилевс, прощаясь у дерева, даже и речь отжалел. В которой с благородной печалью поведал о превосходстве сидов над людьми и выразил надежду, что у пары будет много детей, и все эти дети благоразумно выберут долю бессмертных. Потому что люди плодовиты, но это их единственное достоинство. А верные базилевсу нужны.
Релитвионн кланялся и благодарил. Агнесса, которой в последнее время казалось, что в её присутствии любому высокородному пристало молчать и скромно опускать взор, понимала, что это иллюзия, и проявила благоразумие уж в том, что ничего не ответила, а сама молчала и улыбалась.
Про себя вознося молитву маме-Венере, любимицей которой наконец себя ощущала.