Я и не стала. Не хочу выглядеть ещё более глупо.
— Есть будете? — сейчас у меня не хватало духу смотреть ему в лицо, поэтому рассматривала потемневшие доски пола. Раздражение схлынуло, будто его и не было. Теперь я чувствовала себя уязвимой.
Морейн не спешил с ответом, словно нарочно мучая меня. Пришлось всё же поднять голову. И я тут же встретилась с пристальным взглядом, изучающим меня.
В груди заворочались дурные предчувствия. Я не знаю этого мужчину. Мы с ним заперты в пустой усадьбе. На вёрсты вокруг ни одного человека.
Я уже забыла о своих выводах насчёт Морейна. Всё затмил прежний ужас перед мужской властью надо мной и собственной беспомощностью.
Если Морейн задумал недоброе, кто ему помешает это осуществить?
В горле запульсировала венка. Ладони вспотели, но я даже не заметила, как вытерла их о штаны. По спине побежала стайка мурашек, холодя кожу. Я поёжилась, обхватив плечи руками.
Что мне теперь делать?
Выражение лица Морейна изменилось. В нём появилось что-то, похожее на смущение. Он даже приподнялся на локте и потянулся ко мне второй рукой, но тут же опомнился и сделал вид, что поправляет сползшее опять одеяло.
Вот только я не поверила. Незнакомцам нельзя доверять. Особенно — мужчинам.
Сначала в моей жизни появился опекун, которого я видела лишь в далёком детстве. Он устроил мой брак с Гилбертом, которого я впервые увидела лишь в день помолвки. А теперь на пороге моей усадьбы возник Морейн. Откуда он вообще мог появиться посреди заснеженной пустыни в своей тонкой городской одежде?
Я попятилась, не отрывая взгляда от мужчины.
Смущение на его лице сменилось сожалением. Морейн покачал головой.
— Вам не нужно бояться меня, госпожа, — произнёс он почтительным тоном. — Я не причиню вам зла.
Слова обнадёжили. И всё же этого было недостаточно.
— Я хочу, чтобы ты поклялся, что не причинишь мне зла! — потребовала я, радуясь, что голос хотя бы не дрожит.
— Клянусь! — пообещал он.
И сколько я ни вглядывалась в его лицо, не увидела там и тени злой насмешки. Кажется, Морейн и правда не хотел меня обидеть.
Дышать стало легче. Камень, сдавивший грудь, исчез. Теперь я и сама не понимала, чего так испугалась. Ну подумаешь, проговорилась. Ну узнал он, что я не простая крестьянка. Разве это имеет значение здесь и сейчас — в занесённой снегом пустой усадьбе, когда до весны ещё долгие месяцы?
— Так ты голоден, Морейн? — я решила отбросить условности. К чему уже выкать, после всего что произошло?
— Я с удовольствием поел бы, госпожа, — а мой постоялец говорил с осторожностью, подбирая слова. Как будто ему не понравился мой страх, и он желал избежать повторения.
«А может, третий незнакомец принесёт в мою жизнь удачу?» — подумала я и разрешила:
— Называй меня Оливия.
28
Я налила бульон в глиняную миску. Отыскала в ящике медную ложку. Она хоть и была меньше деревянной, зато с удобным зауженным краем, чтобы кормить больного.
Уже собралась отнести обед Морейну, как он сам вышел из-за печи. Босой и без рубашки, с перевязанными лоскутом моей сорочки рёбрами. Ноги шлёпали по деревянному полу, а ладонь вела по шершавому боку печки, отпускать которую Морейн не решался. Всё же он был ещё слаб.
— Ты зачем встал? — я старалась говорить строго, смущаясь его полураздетого вида. Хоть бы одеяло на плечи накинул, что ли.
— Устал лежать, — легкомысленно ответил он.
Если бы при этом Морейн не передвигался маленькими шажочками, выверяя каждый, я бы даже поверила. А так почему-то обиделась. Я тут старалась, бульончик ему варила, ложечку выбирала, чтобы с неё болезного кормить, а он… Добрался до стола и с явным облегчением опустился на лавку. Спиной упёрся в бревенчатую стену, обретя наконец устойчивое положение. И сразу же приободрился, поглядывая по сторонам и поводя носом.
— Ну тогда ешь сам, — интонация вышла не слишком гостеприимной.
Миску перед ним я тоже поставила резковато, ложка звякнула о край. Впрочем, Морейна смутило не это, а содержимое тарелки.
— А больше ничего нет? — поинтересовался он с такой интонацией, что мне захотелось надеть миску ему на голову. Мужчина не испытывал особой благодарности, что я прислуживаю ему. Напротив, воспринимал это как нечто совершенно естественное.
Это одновременно и злило, и при этом будило внутри меня какое-то новое ощущение, похожее на ответственность. Да, наверное, это потому, что я спасла Морейна и теперь за него отвечала.
— А чего ты ещё хочешь? — интонация, тем не менее, миролюбивой не получилась, что опять было проигнорировано.