Но мне было не до удивления горничной, я снова вернула взгляд на дорогу. Телега по-прежнему двигалась к лесу. А её пассажир всё так же смотрел перед собой, не собираясь оборачиваться.
Или он обернулся, когда я отвлеклась? Надежда, что это так, была небольшой. Но всё же была.
Я дождалась, пока они скроются за деревьями, и лишь затем закрыла ворота. Меня одолевала злость на Нютку, из-за которой я так и не узнала — оборачивался Морейн или нет.
Невиданный страх в теплице оказался корнями горьца, похожими на огромных гадких личинок. Я только хмыкнула. Хант и тут умудрился устроить переполох.
— Надо выкорчевать всё это, — я указала на аккуратные ряды горьца. — А то разрастётся, весь мёд испортит.
— Так это горец? Я его без цветов-то и не видала, — Нютка уже с интересом рассматривала белёсые корни, которые Морейн магическим способом умудрился выращивать без стеблей. — Никогда б не подумала, что баре его в теплицах садить вздумают.
И тут я захохотала.
Как объяснить девчонке, что мы здесь выживали с минимумом продуктов. Для нас с Морейном всё, что могло разнообразить рацион, считалось деликатесом.
Ну вот, опять у меня в мыслях Морейн. А ведь он только уехал…
Вечером я впервые отправилась ночевать в свою девичью спальню. Большой дом привели в порядок, подготовив и гостевую комнату. Она предназначалась для Морейна. Я не сразу решилась признаться, что комната не понадобится. А теперь проходила мимо закрытой двери и снова думала о нём.
Утром я начала разбирать бабушкины вещи. Хватит хранить память, пора жить дальше. Тем более мне не нужно всё это, чтобы её помнить.
Это занятие меня неожиданно увлекло. Сначала я собрала бабушкину одежду, решив отдать нашим женщинам. Пусть решают, что можно носить, а что пустить на тряпки.
Затем навела порядок в секретере. Разобрала бумаги, среди которых оказались копии документов на владение недвижимостью в столице и пригороде. А ещё ценных бумаг, по которым в конце года я должна получать доход.
Оказывается, я весьма богата.
Должна быть.
Если, разумеется, сумею отыскать сами документы.
Эта находка родила множество вопросов. Почему бабушка не отдала документы мне? Знал ли о них опекун, и если знал, почему не сообщил? И если бабушка отдала бумаги ему, где они могут находиться сейчас?
До осени мне нужно подготовить план, чтобы в столице действовать чётко, разобраться со всеми делами и больше туда уже не возвращаться.
Я решила исполнить желание своих родных и остаться в Дубках. Я не приспособлена к жизни в столице. Все они были правы, здесь для меня безопаснее.
Венс вернулся через две недели. Он привёз оставшихся людей и необходимые нам припасы. Морейна с ними не было.
— А барин-то сказал не ждать его. Говорит, я, значит, своим ходом вернусь, — рассказывал мне Венс немногим позже.
Я не сумела скрыть разочарования при этих словах. Мои худшие предположения становились реальностью.
— Да полноте вам, барышня, переживать. Вернётся барин-то. Как пить дать вернётся!
— Спасибо, Венс, — я улыбнулась старику и вернулась в теплицу. С некоторых пор только здесь я находила хотя бы временное успокоение.
Ровно с того момента, как обнаружила, что наша с Морейном любовь имеет последствия.
60
Первой реакцией была радость — у меня будет ребёнок от Морейна. Но затем пришёл испуг. Как растить малыша одной?
Да, я не совсем одна. Рядом со мной верные и преданные люди. Но этот ребёнок всё равно будет незаконнорожденным. Он станет парией в свете. Изгоем.
Я очень переживала за будущее малыша. И всё равно мне не пришло в голову выдать его за сына Гилберта. Даже на мгновение. Я не хотела, чтобы мой ребёнок был как-то связан с именем графа Дайна.
Я стала очень нервной. Временами тревожность не отпускала меня большую часть дня. И даже ночью я не могла сомкнуть глаз, засыпая уже перед рассветом.
До изнеможения работала в теплице, чтобы отвлечься от тяжёлых дум и наконец провалиться в такой же тяжёлый, мучительный сон. Есть я тоже стала очень мало, поскольку большинство продуктов, даже их запах, вызывали у меня тошноту.
Я совершенно измучилась. Не знаю, до чего бы в итоге могло дойти, если бы Насья не начала приносить мне отвары. Дважды в день.
Утренний сильно горчил, но хорошо снимал тошноту. А вечерний, душистый и пряный, помогал мне уснуть.
— Насья… — я растерянно глядела на неё. Кухарка почти неделю готовила для меня отвары, прежде чем я догадалась, что она знает о моей беременности.
— Я ведь тоже, когда на сносях была-то, вся измучилась, пока матушка, пусть будет лёгкой её небесная дорога, не показала мне нужные травы, — сообщила Насья с ласковой улыбкой. И погладила меня по волосам.