Мари-Лаура... Кингсли сидел на краю стола, обхватил голову руками. Ma soeur, что ты натворила? И что они сделали, он и Сорен, еще мальчишками? Сколько вины он носил в себе за это преступление? Он знал, что Сорен сказал Мари-Лауре, что их брак будет лишь на бумаге. Он будет только ради денег, и ничего более. Но Мари-Лаура, тщеславная и безумная от любви, отказывалась принимать это.
- Он говорил, что любит тебя?
- Нет... но должен был. Обязан. Он мой муж.
- Он сказал, почему он женился на тебе. Он сделал это ради нас, Мари-Лаура, чтобы помочь нам.
- Мне не нужны его деньги. Я хочу его.
- Он не может быть твоим.
- Почему нет?
И на этот вопрос - pourquoi pas? - Кингсли не нашлось, что ответить. Нет, у него был ответ, но он не мог сказать ей, он не сказал бы ей. «Потому что он мой, а не твой», - мог сказать он. «Потому что он любит меня, а не тебя», - хотел он сказать. «Потому что я бы хотел видеть тебя мертвой, чем позволять ему прикасаться к тебе так, как он прикасается ко мне».
Последняя предательская мысль была той, что преследовала Кингсли последние тридцать лет. Он никогда не произносил ее, она была лишь в его голове, его сердце, и, тем не менее, он чувствовал вину за серьезность этих слов. Сидя на краю стола и всматриваясь в полуночный город, он воспроизводил ту жуткую картину, где в снегу на земле лежала его сестра. В свое время, когда он был мастером на все руки для французского легиона, его целями были демоны. Мир спал спокойнее, когда Кингсли всаживал пулю в их грудные клетки. Он целился в сердце и оставлял легко опознаваемые трупы. Они могли быть демонами, но они пришли откуда-то, и он знал, что кто-то захочет похоронить тело в открытом гробу. По крайней мере, это он мог им обеспечить. Тем не менее, тело, которое он видел у своих ног в тот день, когда умерла Мари-Лаура... ничего ранее или после, даже его родители в урнах, не вызывало у него такого состояния. Камень раздробил ей лицо. Из разбитого черепа сочилось лишь серое вещество. Тело тоже было разбито, как какой-то мешок с костями. Только ее левая рука пережила падение. Обручальное кольцо на безымянном пальце ярко отливало золотом в солнечном свете. Не помятое, не поцарапанное, не покрытое кровью. Вот почему он должен был понять, что кольцо было надето на палец уже мертвой девушки.
И мертвая девушка... кто она? Кингсли едва взглянул на газетную статью, которую показал Сорен. Молодая девушка, сбежавшая из Квебека в поисках лучшей жизни в Америке. От чего она бежала? От насильника отца? Из-за разбитого сердца? Бедности? Или она бежала к чему-то или к кому-то? Какой бы причина не была, она заслуживала лучшего, чем такая смерть, ее тело так искалечилось о скалу, убившую ее, что ее пришлось нести в двух мешках. Казалось, слишком удобно представить, что девушка стала жертвой несчастного случая, упав с утеса. Ему с Сореном пришлось отказаться от скита, где они проводили любовные свидания. Возможно, девушка пряталась там зимой, и Мари-Лаура заметила ее во время одной из долгих прогулок. Его сестра подружилась с девушкой? Они делились секретами? Мари-Лаура рассказала ей о семейных проблемах? О муже, который не прикасался к ней? Возможно, Мари-Лаура заманила ее к краю обрыва и толкнула? Ее шок, когда она увидела, как Сорен целует его, казался искренним в тот момент. Кинсгли хотел, чтобы она увидела их вместе, просчитывал ссору с Сореном, надеясь, что Мари-Лаура застукает их в моменте страсти или раздетыми. Тогда она узнает правду, не прибегая к разговору с ними обоими. Тогда она могла увидеть, как сильно Сорен любит Кингсли, а не ее. Тогда она осознает истину и начнет двигаться вперед.
Глупые мальчишки. «Дети, играющие в опасные игры с наступлением темноты», - как говорил Сорен. Так бездарно окутанные похотью друг друга, что они даже не заметили, как Мари-Лаура затеяла собственную опасную игру с ними.
Теперь Нора могла закончить как эта беглянка на заснеженной земле. Поэтому у Кингсли не осталось другого выбора, кроме как сделать то, о чем он мечтал тридцать лет назад.
Он увидит свою сестру мертвой.
Зазвонил телефон, и Кингсли немедля ответил.
- Докладывай.
- Я скучаю по вам, monsieur, - послышался густой, медовый голос на другом конце линии. - Как вам такой доклад?
Кингсли вздохнул, ощущая, как напряжение покидает его тело, словно лопнувший шар.
- Джулс, ты нарушаешь правила, - подразнил он. Все, что ему сейчас было нужно, и последнее, что он хотел слышать - это ее голос, ее смех.