У Лены никогда не было таланта к выяснению расстановки сил на женском театре военных действий. Понятно, репрессалии — пшик, и Танька тут как тут уже в следующее обща, с посвежевшей драматургией: «Прикатить без звонка — привилегия совместной юности…» Тем более третье июня (21 мая по старому —не устает править Пташинский), Еленин день — именины Елены Равноапостольной (Елены Застольной — Пташинский думал, пойдет на ура, но Лена кисло — «Я же не сказал Елены Равнонетейвпостельной», — жалобился потом мне, знаю, он не хам и к Ленке относится великолепно, просто ценитель словесной акробатики, как и все мы, впрочем; к тому же у меня замедленная реакция, могу вспомнить через неделю, это быстро, через полгода — из-за такого случалось всякое, среди некоторых заработал реноме психопата — как угодно — Вернье, конечно, сразу бы двинул в морду). Хатько, без вины в данном случае виноватая, не сунулась к именниному караваю, и после без нее — завтрак с лекцией на траве у собора в Юрьеве-Польском, сдержанная попойка, Пейцвер утопил сандалию в местной речонке. Танька трубила, что примета верная — Пейцвер сегодня-завтра женится: вроде как признак, что необходима забота — покупать обувь, готовить обед и т.п., но есть и аллегорический план — человек не может топать в одной сандалии, значит, скоро появится жена — вторая сандалия, вторая половина (как сандалия мутировала в жену, мы не улавливали, Пташинский обвинил во всем старика Дарвина). Конечно, он (не Дарвин, а Пейцвер) не женился. Зато через месяц помилованная Хатько потребляла крабов за оба пропущенных раза.