Существуют факты куда более странные. Викентий Андреевич (Андрюшкин отец, я уже говорил), одним шажком заступив туда, куда, например, не смог бы сделать шажок астронавт Нил Армстронг — мастер в «шажках человечества», — Андрюшка показывал метрику отца с марсианским годом рождения — 1899-м. Но (хвала породе) чтó такое заделать первенца (Андрюшка был первенец) в шестьдесят, если после заделал еще двух единокровных сестриц (список бастардов оставим для светских дамочек и театроведов). В самом деле, Викентий Вернье был бог паркура, и, когда мать Андрея брала с нас обещание испробовать «Death in the Afternoon», Москва плыла сплетнями о новом амуре супруга. Нет необходимости переписывать биографию Викентия Вернье (найдете в любом энциклопедическом талмуде). Дублер Ливанова-старшего, дублер Качалова — и «дублер» не должно направить по ложному следу «полузвезды» — причина, скорее, в неокончательном доверии предержащих, хотя его ценил Сам (три премии имени Самого, в том числе за роль Барклая-де-Толли в фильме 1943 года — ясно, откуда квартира антарктических размеров), «последний, кто в теперешней Москве» (со снисходительной жалостливостью к тем, кто не застал Москву прежнюю) «умеет носить фрак». Эталон в исполнении стареющих аристократов, — примирившихся, кх, с неизбежной победой, кх, пролетарского класса (амплуа с 1920-х — пудрой прическу обсыпь — ваш выход), и фрондирующая публика не тихо шептала, что Вернье произносит «класс» в нос, так, что уже во втором ряду слышится «полеталский квас» — Алексеев (хорошо, Станиславский) мёр с хохота; эталон гвардейцев, конногвардейцев, белогвардейцев, золотопогонников, золотопромышленников на крайний случай, всяческих, словом, соглядатаев враждебных держав (кинематограф 1940–50-х), и, конечно, тургеневских дядюшек, лондонских ловеласов. Друзей выбирал, как коллекционные вина, — Вертинский, Игнатьев, Казем-Бек, Василий Ян, — это ведь Викентия Вернье мо — на новогоднем застолье 1950-х — «Кого ждем?» — «Госудагя импегатога».
В порядке вещей, супруга найдена из коллекционных — с подмесью армянского взбренди — и пока они гарцевали вместе, домашним присловьем было — «твой дедушка прозорливо потчевал тигресс леденцами» — в самом деле, в брошюрах для простаков трубили, что Дедушка (официально под этим титулом) — родоначальник гуманной школы отечественной дрессуры — «Да лупцевал он их всех!» — говорила Надежда Владимировна не для прессы, только не ясно, кого «всех» — не только, значит, кошачьих? Не знаю, был ли Вернье-старший накоротке с шахматами (он больше по шашням), но партию жизни выиграл: отпевали у Нового Пимена в 1983-м, в окружении рыдающих вдов, отпрысков, актерской братии, театралок, почему-то французского атташе (киношные рифмы?) и лично Рувима Рудинского (тогда знаменит, через год на третий пёк биографии «замечательных людей», но биографию Вернье так и не выпек). Андрей не пришел.
4.
Потому что Раппопортиха утащила его в Кинешму, по другой версии — в Кижи. Жили в палатке у озера (так Танька рассказывала), где вода — лед, комары — пламя, купались голыми (ну да, Танька сидела в кустах и давилась слезами разбитого сердечного аппарата), а зачем не голыми? если вокруг никого, три года скачи, не доскачешь, вот они скакали друг на друге (у Таньки тяга к подобным подробностям), плюс ему со школы нравились Машкины окорока. «Ну а что такого? Двадцать три — возраст любви», — Пташинского всегда тянуло к афористическому жанру. Откуда она могла знать, что ему со школы? Вернье был из тех болтунов, которые не выбалтывают. Приходится верить Таньке. Спьяну она договорилась до того, что Андрюша и ей делал непристойное предложение, не можете себе представить, какое предложение, каждая женщина мечтает хотя бы раз в жизни услышать такое предложение, да и почему, собственно, непристойное? — просто смелое, однако, застенчивое, — предложение, от которого невозможно отказаться (хеллоу, Холливуд!), — она устояла, само собой. (Сейчас не вспомню, тогда или позже явились стишки о Машке Раппопорт — «И твои окорока / Хороши до сорока. / Но надеюсь раньше срока / Приласкать два окорока»).