Помню, у нее, на Истре, после лекции — не моей, но кого бы вы назвали? — уф, Димы Наседкина — Лена была уверена, что меня «порадует триумф ученика» — иногда оторопь берет, она, правда, думает, что я — вроде стикера с портретным сходством? — «мэтру негоже быть без подмастерьев» (общее свойство женщин, да, общее — скармливать ахинею под специей лести) — «Он покамест с узкой известностью, — умею ответить изысканно, — но отнюдь не узкой талией» — пфыркнула пацифистски — лекции, между прочим, о Иерониме Босхе — Димочка вернулся из Прадо, хлебнув вдохновения, и предложил Босха «нетривиального» («Сад земных наслаждений» — тривиально, ну-ну) — «Семь смертных грехов и четыре последние вещи», особенно смакуя «Luxuria» («похоть», или вы предпочитаете «блуд»? — я о переводе; в любом случае, не «рукоблуд» и тем более не «всепихание») — переводческий поиск, само собой, не вслух, но Лена метала на меня печально-педагогические взгляды — зачем презирать мальчика? Скажи лучше спасибо, что не скрипел о спорной атрибуции, и сверхспасибо, что не закатил скандал в стиле Бориса Ионовича, того самого, — потому что как можно было проглядеть во фрагменте «Superbia» («Гордость») выглядывающего из-за шкапа дьяволенка — антрацитового шакала с обглоданными ребрами? После лекции я молчание хранил, прошвырнулся по саду (запах кленовой прели помогает от искусствоблудия), а когда двигал обратно (какая пища духа без стола съедобных наслаждений?), расслышал рокоток твоего благоверного (обо мне, обо мне): «…самый яркий из всех, но с гнильцой…». Ты отвечала (нервно? пожалуй, но тихо), не разобрать. Какая разница — после улыбалась-то по-субботински (твоя улыбка — непременная тема для тамады).
«Я сокрою лицо Мое от них, Я увижу, каков будет конец их» (ваш собеседник не такой кровожадный — это всего лишь строчка из Второзакония, начертанная на «Семи смертных грехах», — Димочка взглядывал в шпаргалку — не сдюжишь наизусть, ученичок?) За ужином Димочка вилял по-шакальи — «Как верно заметил (мои имя-отчество)» — «Я до сих пор перечитываю конспекты лекций (имя-отчество)» — «Сможете угадать (мальчик раскрепощается), какая фраза (имя-отчество) поразила всех нас?» — «Все девчонки из группы были влюблены (имя-отчество; и почему не мальчишки?)» — «Родители, услышав, что нам будет читать (имя-отчество), с ума сошли. Тот самый?!» — «Для нас было только два авторитета — Джон Ревалд и (имя-отчество)» — «Помните, Гуггенхайм прилетел в Москву? Первую встречу он запросил не с Любимкером, а с (имя-отчество и переход на визг)! Кстати, вы знали, Гуггенхайм (визг фортиссимо) стал православным?!» (Какие милые, все верят чуши, но «Мечтатели» Матисса, которые нежатся над моей тахтой, акулу арт-бизнеса подманивали, подманивали, мы не пересеклись.) «Высочайший профессионализм (имя-отчество) — возвращать к жизни изгнанных судьбой н/х (мой подблюдный комментарий: не пугайтесь, всего лишь «неизвестный художник»), вместо безликой аббревиатуры явлен Че-ло-век!» — «Образ Лидии Николаевны был бы другим без (имя-отчество). Официальным, что ли. Холодным, что ли». — «Я отдавал себе отчет, что не сравняюсь (имя-отчество), но планка задана, значит, есть самоосознание, к чему стремиться…» и т.п. В союзниках у Димочки не только джин (давно в моем желудке и перекрещен, по слову Митьки, в можжевеловую), но вся «Gula» («Чревоугодие») — вы бы устояли перед куропатками в вине, тушеным зайцем, бадьей кавьяра, олениной под лесными ягодами? — «Перед Олéниной сам Саша Пушкин не устоял», — Пташинский; а Кудрявцев наобещал в следующее обща сразить домостроевским рецептом — «губами лося» — дамы выкрикнули коллективный протест, Лена глянула — поперхнешься. И я (не тиран какой) черкнул Наседкину (фамилией бог метит шельму) телефон Бориса Ионовича и пароль изустный. Все развеселели (т.е. я, значит, все). «Знаешь, какой у тебя главный грех? — нетрезвая Раппопорт почти лобызала мне козелок. — Знаешь? — она не служит на Лубянке, паузу не длит. — Невнимание к ближней даме. Предложи даме алкоголесодержащего… И намекни, будь милосерд, дурачку, что твой секрет не Kulturkampf, а Krampus (дружественно-демонически), кто из богомазов лучше физию козла запечатлел?»
В давние времена Вернье тестировал: «Девушка по имени Ira?» Он, белозубая змея, был вглядчивый (Ira — «гнев», если не закончили царскую гимназию с золотой медалью, можно без золотой), изучил вашего покорного слугу. Помню пьянку у скульптора (опять долдонить того самого?), производителя нетленки, он делился методой покорения столицы (сам из Тифлиса): бюстики космонавтов, но главное — для них же, узников науки, прогресса, спорта, питания, врачебного присмотра, процедур, а также жен-дур, — борделёк. Какой год? 1988-й, юбилейный. (Самое «заведение» как минимум с 79-го, близ Плющихи). Виртуоз бронзы и бе (забыл вписать баранину — в палисаднике мангал) не разумел, что в бронзах я маракую. Главное в спиче вашего слуги (пересказ Вернье — заботливая Ira не стенографирует ее пленнику подробности о пароксизмах), который штурмовал высоты духа и градуса, был не эпитет «фригидный» («фридидное искусство», «фригидные упражнения», да коротко — «фригидчики»), тем более не тост-пожелание «творческих узбеков» (тост не авторский, признаю), а «изумление, как возможно куда-то лезть, если белые боги воскресли вместе с Афродитой Хвощинского» (бедняга-ваятель не знал Хвощинского Афродита и тушил бычки в банке томатных бычков — студенческое приношение, которое поначалу требовал выкинуть, съел на нервах, и вообще про «белых богов» цитата). Бе могли бы сгладить, но бюджет не тот. Были и другие случаи. Другие бе.