Из Истры, с «Праздника Грехов», я уезжал не в одиночестве, Ira и «гнильца» со мной. Следует, однако, иметь ввиду: чтó брякнул этот — вроде параграфов Эрфуртской программы (для Слуха, помнится, признак свободомыслия, о, бедный). И прежде примечал медвежий взгляд и многоглаголанье об «экспериментальной фотографии» (быть миллионером и страдать, что не фрилансер), не говоря о курьезах, когда официант склонялся ко мне, выжидая заказ (Ленка первая обратила внимание — со смешком, у Кудрявцева, ясно, ума хватало не придавать значения, но, между тем, платил-то всегда он), а еще глупо допытывал (по дружбе, по пьяни), в чем фокус моей памяти — у него (буль-буль-буль) память молодца (ты бы вот столбики финансовые в мозжечке удержал? — центнеровое самодовольство), но все же, все же… «Мнемоника» не вдохновила (ну не чертить же таблицу врожденных дарований? или, хуже, теорему, что интеллигенция слеплена из недотыкомок, убежденных: «изящные искусства» — материя доступная, а нейрохирургия, к примеру, нет). Зато я нахваливал его витальную силу (по-моему, он тужился распознать подвох). Почти уверен, «гнильцу» легко произнесет в моем присутствии: гнильца — не гниль, в самом деле. И я не из тех, кто умеет отослать к прабабушке. Но сколько раз Лена наслаждалась этим и подобным? «Он тебя так ценит».
Может, не пренебрегать паллиативной медициной судьбы? У Annette по крайней мере нет балласта в виде Кудрявцева (детей не трогать, я к персонажам Босха из-за шкапа внимательней, чем кажется, а пароход Маленькой О. отплыл с нашим общим пассажиром, видеть нельзя, вспомоществование приветствуется, пока я числюсь в без вести пропавших — старомодный, но предсказуемый для нее прием). До свадьбы я не докачусь (до венчания?). В XIX добродетельном веке так делали, дабы упростить свидания с той, которая измучила (речь не о супруге, — барон Жорж-Шарль пользовал сию методу). Мы с Ленкой склабились, когда Хатько демонстрировала видеохронику с венчания подруги (мерси, не «вечной памяти»). Но «свой кадр» увидеть разве сложно — «Рада за тебя» (какой ты, Лена, будешь после «рада»?) Пока что моя донжуанистая доблесть — подать тебе пальто (плечи, завитки затылка). Работа твоей сердечной мышцы нерушима. Встречались ли среди Сатиров выкресты? (нет, это не был тест; сочли за шуточку, тем более вторую строчку оставил про запас — А кастраты среди Сатиров? — судя по глазам Раппопорт, масштабного воображения не треба, чтобы продолжить). Знаю консерватóрку, которая при фразе «музыкальный язык Верди…» горит упитанным обводом декольте. Мы, чай, не в Индии, — говаривал Вернье, — Нимфы и Сатиры причинные места поотбивали, плутая в бетонных блоках спальных районов, где спят без воображения. Танька-мышь придерживается версии, что у Андрея с Муриной случилось, когда подвисли в фуникулере канатной дороги на Чегет (к ночи, форс-мажор, близость предопределена — Танька, понятно, восседала на Эльбрусе — трусы с начесом, подзорная труба, мерзавчик для святого сердца, два фривольных анекдота на случай встречи со своей судьбой, контрацептивы).
У царя Мидаса ослиные уши! у царя уши! (спасибо, не ослиные рога — мало ли, какие причуды эволюции — притом и царь, и раб мечтают о влагожизнесодержательном насосе, как у осла, и, чур, не вянуть). Вам знакомы приступы атавизма, когда нестерпимо жужжит вопрос — и не из тех, какие принято задавать в приличном обществе? Таньку-мышь, к примеру, изжужжило, сколько Кудрявцев наколачивает в месяц (правильнее, в день), следует помочь: г-н Мешок не осведомлен. Хатько: «жизнь сделала меня вумной» — и обшаривает меня глазами — «взрослые отличаются от детей только специализацией игрушек» — Танька-мышь белосердечно — «Ты об автомобилях?». Я-то знаю, о чем она: помню или не помню? Хатьке не уразуметь, что есть натуры, видите ли, тонкие — и поцелуйчик, как из хлебопечки (на даче у Вернье, за лодочным сараем, после купания), я не позабыл, и пятнышко соска под мокрым сарафаном, и счастливое прокрадывание к спальне, ей отведенной, где из-за двери был слышен мясной пыхтеж двух дебютантов, и голос — не из компании (имя называть?) — «ноги подними». У Лены не рискну угадывать: не Сфинкс, а Галатея молчалива, и механический голос гундосит в трубку «пожалуйста, оставайтесь на линии или перезвоните позже, в настоящий момент абонент разговаривает».