— И что же произошло, когда вы до этого додумались? — поинтересовался он.
— Ну, знаете, уж в чем, в чем, а в практичности нам не откажешь. Сделав это открытие, мы сразу же перестали надрываться на работе и начали создавать курорты. Теперь и коммерсанты, и люди интеллектуального труда — все, за малым исключением — берут каждый год отпуск на четыре-пять недель. Их жены уезжают еще в начале лета, и, если они селятся на каком-нибудь курорте часах в трех езды от города, мужья выезжают к ним в субботу после обеда и проводят воскресенье с семьей. На какие-нибудь тридцать восемь часов все гостиницы вроде этой становятся скоплением счастливых семейных очагов.
— Но это же просто замечательно, — сказал альтрурец. — Что правда, то правда, — в практичности вам не откажешь. Так вы говорите, дамы обычно приезжают на курорт в начале лета?
— Да, иногда в начале июня.
— А зачем? — спросил альтрурец.
— Как зачем? На отдых, конечно, — ответил я несколько запальчиво.
— Но, по-моему, вы только что говорили, что мужья, как только им это позволяют финансы, освобождают своих жен и дочерей от всякой домашней работы.
— Совершенно верно.
— Тогда от чего же хотят отдохнуть дамы?
— От забот. Не забудьте, что изнуряет не только физический труд. Даже если они и освобождены от труда по дому, домашние заботы по-прежнему лежат на них. А ничего более изнурительного, чем домашние заботы, не существует. Кроме того, прекрасный пол, как мне кажется, появляется на свет усталым. Кстати сказать, люди, интересующиеся нашей жизнью, утверждают, что с тех пор, как женщины всерьез увлеклись атлетикой — греблей и плаванием, лаун-теннисом и альпинизмом, — то это в соединении с отсутствием забот и долгими месяцами отдыха может привести к тому, что наши дамы со временем превзойдут мужчин и в физическом отношении, как уже превзошли их в умственном. Ну, что ж! Мы будем только рады. Это вполне ответило бы американскому чувству юмора.
— Вот как? Вы хотите сказать, что у вас имеется свое особое чувство юмора? — спросил альтрурец. — Хотя, конечно. Вы ведь так любите анекдоты. Расскажите мне хотя бы один, чтобы я имел представление о том, что вас веселит.
— Отчего же. Беда только, что самые остроумные анекдоты сильно проигрывают от объяснений, — ответил я. — Единственное, что вам остается, это пожить с нами и самому во всем разобраться. Нас, например, очень забавляет оторопь, которая находит на иностранцев при виде готовности, с какой мужчины у нас усаживаются под каблук своих жен.
— О, это мне отнюдь не кажется зазорным; Напротив, я усматриваю в этом известную щедрость и мужественность американского характера. Я с гордостью утверждаю, что тут одна из точек соприкосновения нашей и вашей цивилизации. Нет ни малейшего сомнения, что влияние женщин на вашу общественную жизнь чрезвычайно благотворно — так, во всяком случае, обстоит дело у нас.
Я поперхнулся и уставился на него, однако он совсем не заметил моего удивления — возможно оттого, что в темноте не разобрал выражения моего лица.
— Женщины у нас, — сказал я, помолчав, — никакого влияния на общественную жизнь не имеют.
— Нет? Неужели? Но, насколько я понял из ваших слов, американки лучше образованны, чем американцы?
— Пожалуй. Принимая во внимание целый ряд обстоятельств, типичных для нашего общества, женщины у нас действительно составляют если не более просвещенную, то, во всяком случае, более осведомленную часть общества.
— Значит ли это, что они более начитанны, но образованны не лучше?
— В известном смысле, может, и лучше. По крайней мере, они много чем интересуются: искусством и музыкой, поэзией и театром, заграничными путешествиями и психологией, политической экономией и Бог весть чем еще. У них для этого больше времени — собственно, времени у них сколько угодно. Нашим молодым людям рано приходится приобщаться к деловой жизни. Да, пожалуй, можно сказать, что женщины у нас культурней мужчин. Тут двух мнений быть не может. Самые книгочеи у нас они. Что бы мы, бедняги авторы, делали, если бы не женщины! Да что там говорить, ни один писатель у нас не сумел бы сделать себе имени, если бы не они. Американская литература существует только потому, что американки ценят ее и любят.
— Но неужели мужчины у вас не любят читать?
— Кое-кто любит, но относительно немногие. Вы можете часто услышать, как какой-нибудь самодовольный невежда говорит писателю: «Моя жена и дочери знают ваши книги, мне же самому времени ни на что, кроме газет, теперь не хватает. Их я просматриваю за завтраком или в поезде по дороге на работу». И ему ничуть не стыдно признаться, что он ничего, кроме газет, не читает.
— Следовательно, вы считаете, что было бы лучше, если бы читал он книги?
— Пожалуй, в присутствии четырех-пяти тысяч точащих на нас зубы журналистов я бы предпочел этого вслух не говорить. Да и скромность не позволяет.
— Ну а все-таки, — не унимался альтрурец. — По-вашему, значит, книга представляет собой большую ценность, чем газетная статья? Она более глубока?
— По-моему, даже вышеупомянутые четыре-пять тысяч точащих зубы журналистов едва ли станут это отрицать.
— Из чего следует, что постоянный читатель более глубокой литературы должен сам быть более вдумчив, чем читатель не таких уж глубоких газетных статей, которые он просто просматривает по дороге на работу?
— Если я не ошибаюсь, мы, для начала, согласились на том, что культурный уровень наших дам значительно выше, не так ли? Едва ли вы найдете американца, который не гордился бы этим обстоятельством.
— Но, если ваши женщины, — сказал альтрурец, — как правило, лучше осведомлены, чем мужчины, более развиты и более вдумчивы и к тому же почти полностью свободны от труда по дому и даже от домашних забот, почему они не принимают участия в общественной жизни?
Я расхохотался, вообразив, что наконец-то подловил своего знакомца.
— По той простой причине, что они сами этого не хотят.
— Ну, это не причина, — возразил он. — А отчего они не хотят?
— Послушайте, — взмолился я, теряя терпение. — По-моему, надо предоставить вам возможность осведомиться об этом у самих дам, — и я повернулся и пошел опять в сторону гостиницы, однако альтрурец меня легонько придержал.
— Извините меня, — начал он.
— Нет, нет, — сказал я. —
— Пойдемте посмотрим, как танцует молодежь!
— Погодите, — умоляющим голосом сказал он. — Расскажите мне сперва о старшем поколении. Отступление по поводу дам было весьма интересно, но я думаю, что вы расскажете мне и о собравшихся здесь мужчинах. Кто они или, вернее, чем они занимаются?
— Но ведь я уже говорил — все это люди деловые или же занимающиеся умственным трудом, люди, проводящие жизнь в кабинетах, конторах и присутственных местах; приехали они сюда на несколько недель или на несколько дней провести здесь заслуженный отдых. Это представители разнообразнейших профессий: адвокаты и врачи, лица духовного звания и коммерсанты, маклеры и банкиры. Пожалуй, не найдется специальности, которая не была бы представлена здесь. Я как раз сейчас подумал, что наша гостиница — это американская республика в миниатюре.
— Мне необычайно повезло, что мы встретились с вами здесь: ваш ум и наблюдательность чрезвычайно помогут мне при изучении жизни вашего общества. Мне кажется, что с вашей помощью я сумею проникнуть в самую суть американской жизни и постичь загадку американского юмора, ни разу не покинув веранды вашей гостеприимной гостиницы, — сказал мой гость.
Я отнюдь не бил в этом уверен, но пропустить мимо ушей похвалу вашим умственным способностям не так-то легко, и я ответил, что буду рад оказать ему посильное содействие.
Он поблагодарил меня и сказал:
— Тогда скажите мне для начала — правильно ли я понял, что все эти господа находятся здесь но причине крайнего переутомления?