ГРОМКИЙ ГУДОК.
—Ты что, совсем чокнулся? Куда прёшь, дурень!
Орал водитель, который чуть на меня не наехал своей машиной. Я отошёл, и машина, тихо шелестя, поехала во двор. Мой родной двор. С ним тоже что-то случилось. Он был каким-то не таким! Я побежал туда. Действительно, картина, окружавшая меня, вызывала слёзы! Полнейшее запустение, мусор, всё вокруг было заставлено машинами, и не было ни единого ребёнка! Качели отсутствовали, от карусельки — лишь жалкий, искорёженный остов; большая красивая ива теперь была наполовину срезана; наше футбольное поле завалено каким-то хламом; столик, где мужики каждый день стучали доминошками, отсутствовал (а ведь под ним можно было найти уцелевшие спички и побеждать за котельную, чтоб никто не видел, и запалить классный кастрик!).
Словом, слёзы потихоньку начинали меня побеждать! И, чтобы совсем не расплакаться (стыдно ведь), я побежал под свой балкон и сразу стал орать.
—Мам! Маааам!
—Что ж ты так орёшь-то? - послышалось сзади. (Мне кажется, или я совсем недавно уже слышал эту фразу).- Телефон потерял?
Я обернулся на голос. За мной стоял мужчина лет тридцати. Я смерил его глазами и спросил:
—Что потерял?
—Телефон.
—Какой телефон?
—Твой. Ты кричишь, а можно было бы просто набрать твоих родителей, и они открыли бы тебе подъезд. А так как ты кричишь, то значит, потерял свой телефон. Ну что, я прав? Это элементарно, Ватсон!
Я почти ничего не понял из этой длинной тирады, и, единственное, на что я обратил внимание, была фраза о том, что моих родителей можно было бы "набрать". Как набрать? Что за набрать такое? И зачем это делать с моими родителями? Я отвернулся от навязчивого Холмса и снова крикнул:
—Мааам!
Дядя-Холмс не хотел отставать, он горел желанием мне помочь, во что бы то ни стало! И он сказал:
—Ладно. Если ты потерял ключи и телефон, давай попробуем пробраться в твой подъезд как-нибудь.
Что я мог ответить? Мне было понятно, что ключи можно потерять, но как можно потерять телефон, пристёгнутый к стене шнуром? Дядька явно ненормальный, и я ответил:
—У нас нет телефона. Телефон есть у соседей сверху, на четвёртом этаже.
—Ладно, ладно, пойдём.
Он взял меня за руку (странно, почему сегодня все меня таскают за ручку, как маленького?), и мы пошли к подъезду, обходя дом.
Мы подошли к железной двери, и тут, она открылась. Вышел какой-то дедушка, которого я не знал, а дядя-Холмс, сказав, чтоб подождали и не закрывали, потащил меня в подъезд. Он спросил у меня, на каком этаже я живу, я ответил, что на третьем, и мы стали подниматься.
Подъезд внутри тоже был не такой, как утром: панели были выкрашены синим, а не зелёным, и поручни были какие-то затёртые и старые. Кругом незнакомые двери. Но зато зелёный почтовый ящик был всё тот же.
Мы поднялись на третий.
—Где твоя квартира?
Я указал на дверь, которая несказанно меня обрадовала, потому что совсем не изменилась,— это была НАША дверь, такая же, как и всегда! Дядька позвонил, и я с замиранием сердца стал ждать. Вот, казалось мне, сейчас дверь откроется, и на пороге покажется моя мама, и всё, наконец-то станет на свои места. Она мне всё объяснит, и будем мы дальше жить долго и счастливо, пусть и в этом странном мире.
Но, как я не надеялся, чуда не произошло.
Дверь открыла какая-то тётка, и спросила: "Вам кого?".
Я не мог больше терпеть, последняя капля перелилась через край той чаши, что была моим терпением, и я закричал:
—Этого не может быть! Где моя мама?! Что вы здесь делаете? Это наша квартира! Куда делись мои родители! Кто вы вообще такая?!
Слёзы ручьём брызнули из глаз, а дяденька в это время что-то быстро говорил этой незнакомой тётке, что залезла в нашу квартиру.
Я, совершенно ничего не соображая, ворвался в квартиру и стал звать родителей. Внутри, я совсем ничего не узнавал. Там было всё по-другому; квартира вроде была такая же, но вся обстановка, мебель, обои, всё было другим, не нашим! Женщина погналась за мной, пытаясь выдворить меня из комнаты, но вскоре этого не потребовалось — я стремглав выбежал на лестничную площадку и помчался вниз. Мне было уже всё равно, где я, что всё это значит,— я бежал по улице, совершенно ничего не замечая вокруг. В моей голове, совсем, казалось бы, без моего участия, проносились всякие мысли, одна из которых прочно закрепилась в мозгу — это не мой мир, не мой город, не моё время, это какое-то будущее, где нет ни меня, ни моих родителей, ни друзей, — никого! Здесь я был совершенно один. Один в этом чужом времени и на всей планете! Надо как можно быстрее покинуть этот чужой мир. Моя мысль работала с невероятной скоростью, и где-то в глубинах моего сознания я понимал, что для того, чтобы попасть куда-нибудь, нужно пройти через дверь, и для того, чтобы выйти откуда-нибудь, тоже нужно было пройти через ту же дверь, и мне вспомнилось, что попал я сюда через тот самый подземный переход, на той стороне которого должен был быть МОЙ мир; он ПРОСТО ОБЯЗАН БЫЛ БЫТЬ ТАМ! А, если это не так, то... я пропал! Пропал в совершенно чужом мире, в чужом времени, где меня никто не знает, где я никому не нужен, где нет родителей... Эта мысль всё больше заполняла мою голову, и я бежал. Бежал без оглядки, не обращая внимания ни на "маршрутки", ни на "самсунги", ни на блестящее здание вокзала!