Пальцы Джейка непроизвольно сжали руль. Он не ожидал, что приятель так близко подберётся к его маленькой тайне. Хотя какая это тайна, если у людей начинают возникать вопросы?
Ральф бросил на него испытывающий взгляд.
— А теперь пройдёмся по моим наблюдениям, — сказал он, медленно поглаживая пальцами короткие жёсткие усы. — Судя по тому, как ты легко общаешься с дамами, я понял, что недостатка в их услугах у тебя никогда не было. Разумеется, ты их не боишься. Да это и глупо с твоей-то внешностью. Итак, первое отпадает. В гомосексуализме я тебя тоже никогда не уличал. Но ты и не похож на педика. А если принять во внимание, с какой ненавистью ты о них отзываешься, — то и здесь всё чисто. Значит, остаётся третье. Не стану произносить это страшное слово вслух… Если моя догадка верна, то я осмелюсь предположить, что с тобой что-то произошло. И произошло совсем недавно, может быть года два—полтора назад. Этим, скорее всего, объясняется и твой перевод сюда, к нам. Потому что, согласись, покидать без особых на то причин тёплое, насиженное местечко может только настоящий кретин. Ну… что ты на это скажешь?
Ожидая ответа, Ральф умолк. Они некоторое время ехали в тишине.
— Ральф, я всегда говорил, что ты — очень хороший полицейский, — наконец произнёс Джейк. — Ты умён, наблюдателен и, я не побоюсь этого слова, — тонкий психолог. Да и вообще, ты — отличный парень… Вот если бы ко всему прочему у тебя было бы хоть немного такта…
Напарник вопросительно уставился на него:
— Дружище, я тебя обидел? Ну, тогда извини и забудь всё, что я тут наговорил. Я ведь и правда не имел права лезть в твою жизнь.
Джейк сбавил скорость и пристроился за вереницей еле ползущих машин. Кажется, впереди намечалась пробка.
— Перестань, Ральф, мы же договорились — без обид, — тихо сказал он. — К тому же на правду не обижаются. Ты всё правильно угадал: два года назад со мной, действительно, кое-что произошло.
Брови приятеля вопросительно взлетели вверх. Но он удержался от расспросов и деликатно опустил голову, ожидая услышать продолжение. Джейк оценил его выдержку.
— Собственно, я не делаю из этого события никакого секрета, — нехотя пояснил он. — По правде говоря, я давно уже ждал от кого-нибудь подобных вопросов. Ты первый, кто их задал. И если моё поведение заставило тебя задуматься, значит то же самое происходит и с другими. Представляю, какие обо мне ходят слухи.
— Это неизбежно, Джейк. Ты живёшь среди людей, а всё тайное и подозрительное сильно будоражит воображение, — честно ответил Ральф. — Да ты не переживай. О тебе не говорят ничего конкретного. Просто немного странно, что молодой симпатичный парень не интересуется женщинами. Хотя некоторые склонны считать тебя геем.
Джейк неотрывно смотрел на габаритные огни ползущего впереди «Плимута»:
— Ты ведь тоже поначалу так думал?
— Было дело, — откровенно признался Ральф. — Но будь ты хоть оборотнем или вампиром, я бы всё равно не перестал считать тебя своим другом.
— И ты на правах друга хотел бы знать правду, не так ли? — вопрос Джейка прозвучал скорее как утверждение.
— Только на правах друга, — серьёзно подтвердил Ральф. — Если не хочешь — не отвечай.
Джейк мельком взглянул на партнёра, затем вдруг решительно съехал с дороги на обочину и заглушил двигатель.
— Хорошо, — тихо сказал он. — Думаю, нет больше смысла скрывать очевидное.
Он глубоко вздохнул и принялся в сжатой форме рассказывать Ральфу то, что по его мнению и так можно было легко почерпнуть из старых газет, если хорошенько в них покопаться. Он намеренно говорил о пережитых им событиях с неприкрытой небрежностью, изо всех сил стараясь не вызвать к себе сочувствия. Ведь жалость всегда унижает. Она словно заставляет остро осознавать неполноценность, лишний раз бередит раны. А раз так, то ни в коем случае нельзя давать повода для жалости. Горе нужно прятать глубоко внутри, подальше от любопытных глаз. И только одна подушка может знать, как болит по ночам твоя душа.