Внезапно с улицы послышался пронзительный голос из динамика:
— Всех гостей прошу прибыть в место назначения. В три часа поезд отправляется. Слышишь?
Я вскочил с кровати. Неужели последние слова были сказаны мне? Я подбежал к тумбочке и посмотрел на наручные часы. Через пять минут будет три часа. Это предупреждение? В какое ещё место мне нужно прийти? Или я просто схожу с ума, и никакого голоса не было?
Мне хотелось кричать, просить о помощи. Вот только кого? Здесь, в этой холодной тюрьме, где я даже не могу ощутить физической боли, никого нет, никто не слышит. Я готов был поверить, что моя сумасшедшая бабка нагнала на меня проклятье перед смертью.
Но стоило только вспомнить о ней, как раздался смешок. Я застыл на месте от увиденного. Передо мной стоял силуэт старухи. Моей старухи… Как будто я призвал её из преисподней. Она смотрела прямо на меня обвиняющим взглядом. Впервые у силуэта были глаза. Маленькие, чёрные, злые. Самое отвратительное, что с неё стекал пот. В комнате воцарилось гадкое зловоние. Я не понимал, откуда этот запах, пока не увидел, что под одеждой её тело покрыто гноящимися ранами.
Почему так осуждающе смотрит на меня? Разве я мог что-то сделать?
И вдруг старуха зашевелилась. Она подходила всё ближе и ближе, тянула ко мне руки, покрытые гнойниками. В отвращении я выбежал из квартиры, существо направилось за мной. Я со страхом побежал наверх, всё по той же лестнице. Но даже поднявшись на несколько этажей, я не переставал чувствовать этот отвратительный запах. Всё как раньше…
Я решил спрятаться в какой-нибудь квартире и побежал на одиннадцатый этаж. На площадке царила мёртвая тишина и зловещая полутьма. Я застыл на месте, увидев перед собой до боли знакомую дверь.
Тот же цвет, те же рубцы, та же ручка. Столько времени прошло после её смерти...
Неужели эта дверь тоже открыта?..
Я нервно погладил прохладную ручку, дёрнул. От волнения в глазах всё расплылось. Больших усилий стоило шагнуть за порог. Здесь ничего не изменилось. Это действительно была та самая квартира — мой бывший дом.
Меня пробила дрожь, когда я услышал знакомый кашель на кухне. Минуту назад я бы обрадовался физическому ощущению, но не сейчас…
Нет. Быть того не может. Он умер, умер, и всё, его больше нет.
Кашель повторился, а с ним и до боли знакомый звук удара бутылки о стол. Я медленно прошёл на кухню и чуть не упал. Он сидел на потрёпанном кожаном диване со своим верным и постоянным спутником — стаканом водки. Запахло алкоголем и вонючими сигаретами, вся кухня была заполнена дымом. Как я ненавижу этот запах, а главное, того, от кого он исходит. Грязный, омерзительный, лживый… Нет столько слов, чтобы описать всю мою злость к этому существу. Даже его силуэт вызывает у меня отвращение. Он заслуживал смерти.
Я подошёл ближе, почти вплотную, не веря, что опять вижу этого ублюдка, точнее, его силуэт. Он медленно повернул голову в мою сторону, отвлекшись от содержимого стакана. Лица не было, только чернота, без глаз, рта, носа. Но мне не нужно видеть его лицо, чтобы понять — это он, мой отец.
Я помню, как этот урод выглядит, до мельчайших подробностей. Толстое, сутулое существо с отвратительными чёрными усами, с огромным носом, как у свиньи, с рубцами на лице. Чем он привлёк мою мать? Никогда не понимал.
— Что такое, сынок?
Стало тяжело дышать, меня трясло. Этот голос… Я думал, что никогда больше его не услышу. Я наконец-то почувствовал всю боль от раны на груди, от гнойников на руке. Боль стала невыносимой, мешала думать, понимать происходящее. Я готов был биться об стену головой.
— Зачем ты это сделал? Неужели я заслуживал смерти?
— Я? Не смей меня обвинять! Ты сам себя убил! И её тоже! Ты всегда обвиняешь всех, кроме себя.
Я в ненависти схватил нож, лежащий на столе, он всегда резал им закуску.
— Мне тоже её не хватает, сынок, — проговорил он пьяным голосом.
— Никакой… — хриплым голосом начал я, пытаясь возразить.
— Святая была женщина. Мы… так любили её…