— Зря ты ему доверился, Фрол Емельянович.
— Кому? Станиславу? Это почему же?
— Где же это видано, чтобы кошель с деньгами назад вертали?
— А ты что, Егор, не вернул бы кошель хозяину?
— Зачем обижаешь, Фрол Емельянович… Неужто за столько лет…
— Брось! — оборвал Малышев. — Знаешь же, не про то говорю!
— А я про то. Кошель-то он тебе не на ярмарке вернул. Так твой дом же еще найти надо было. Город эвон как вырос. Он говорит, что нездешний, значит, не ведал, где ты живешь. Однако же пришел к воротам. Ну был бы он странником, как говорит… Нужду, по всему видно, испытывал. Нашел кошель — так радуйся. Кошель выбрось, деньги оставь. Неспроста он тебе его домой принес. И Степана кто ножом на мельнице пырнул, так и не нашли.
А ведь он с мельницы в лавку ехать собирался, товары при нем были дорогие.
Так не тронули товары. И денег при нем было сорок золотых дукатов. Все целехонько…
— Не петляй как заяц, — снова оборвал Малышев. — Прямо говори — куды клонишь.
А то ходишь вдоль да около.
— Так я и говорю. Странно все. А ежели все это неспроста… злодейство супротив тебя кто-то замышляет.
— Уж больно он умен для злодея, — ответил Малышев. — Ему бы казну разорять, а не ключником служить. Странно, конечно, но сердце говорит, что можно верить ему. А ты смотри у меня. Будешь его со свету сживать… — Малышев сжал кулак с трехлитровый чугунок и потряс им в воздухе. — Ты мужик честный, работящий, за то и держу тебя столько лет. И доверием ты облечен не в пример остальным. А коли начнешь раздор сеять…
— Ох-хо-хо, хо-хо… — вздохнул Егор. — Фрол Емельянович, я же ведь только за дело радею. Уж больно доверчивый ты стал с тех пор, как сотник к тебе лекаря привел, что Варвару Егоровну вылечил. Я-то все одно с него глаз не спущу, но ты здесь хозяин, тебе решать…
— Ну вот я и решил, — мягко, но однозначно сказал Фрол Емельянович. — Раз доверил, значит, есть на то причина. И довольно об этом.
Малышев вместе с Егором вышли со двора. Егор пошел на пристань, а Фрол Емельянович — к купцу Акишкину. День шел к вечеру, а дел еще было невпроворот.
Калитка отворилась, и во двор вбежал Прошка. Ловко перебирая босыми ногами, он, словно на крыльях, пролетел мимо Егорова по лестнице и скрылся в сенях.
Через секунду послышался грохот опрокинутых ведер. Стас улыбнулся, сидя на ступенях крыльца, и продолжил мастерить свистульку для мальчика. Он изводил уже четвертый ивовый прут, а свистулька все не получалась. И как это дед ее делал? Да и сам он пробовал. И ведь получалось. А сейчас ни в какую. И нож уже затупился, и пальцы устали.
Калитка снова скрипнула, открылась, и во двор неторопливой походкой вошел Егор. Статный сорокалетний мужик с окладистой бородой, черной кучерявой шевелюрой, в длинном красном кафтане, коротких сапогах, с плеткой в правой руке. Стас посмотрел на него и вернулся к своему занятию.
За ту неделю, что он прожил в доме Малышева, они с Егором сумели выстроить ровные отношения. Стас не лез не в свое дело, не давал глупых советов, не пытался услужить, а всего лишь выполнял порученную ему работу, на которую у Егора не было времени и желания. Малышев не делал Станиславу поблажек, и вскоре Егор утвердился в мысли, что с этой стороны угрозы его положению ждать нечего. Да и не настолько ловок был Станислав в торговых делах, чтобы так запросто занять его место. А вот знал Станислав действительно много, в этом Егор отдавал ему должное. Писал он, правда, не всегда грамотно, да и считать любил все больше прутиком на песке, выстраивая странные знаки колонками, а потом уже говорил, сколько получается. Малышев вчера проговорился, что новый работник ненадолго. То, что неспроста он пустил его к себе на службу, Егор понял сразу, но расспрашивать о причине не стал. Ни к чему это было. От приказчика Фрол Емельянович практически не держал секретов.
Но ежели о чем-то не говорил, значит, была на то нужда.
Егор неторопливо подошел к Станиславу и, оперевшись правой рукой о перила лестницы, с улыбкой оценил его усердие.
— Обстучать нужно, чтоб кора хорошо сошла, — сказал Егор.
— Стучал уже. Не получается. Все прутья извел.
— Да купи ты ему гудок, вот и радость будет у парня.
— Купить немудрено. А когда вещь своей рукой сделана, она и цену другую имеет.
— Оно, конечно, верно. Только хотеть-то мало, уметь надобно.
— Вот я и думал, что умею, — улыбнулся Стас и бросил на траву неудавшуюся свистульку.
— Я вот так, помню, ложки учился резать, — сказал Егор. — Дед у меня ловко их делал. Я одну никак не кончу, а он, глядишь, уже десяток острогал.