а пообещала потратить оставшиеся у нее возможности, дабы меня отсюда никогда не выпустили. Возможно, она и права, но тогда я не воспринял ее слова всерьез, считая, что как только меня вылечат – сразу же отпустят, но дни идут, а меня до сих пор не вылечили, и потому я все еще здесь. Может за доброй улыбкой и якобы благими намерениями по отношению ко мне доктора Хельсин скрывается корысть и ложь о поиске лекарства? А что, если по воле тети меня действительно тут пытаются удержать насильно?». Элизабет перелистнула страницу, следующая запись была уже за сентябрь 1941 года. «Дневник у меня не отобрали, но прошло столько времени с моей последней записи, а я так больше ничего и не написал. А о чем тут писать? Дни сливаются в один, когда сидишь в четырех стенах с одним окном, на котором, к тому же, решетки стоят. Изредка выпускают гулять во двор. И каждый раз, когда я беру в руки дневник – мне нечего написать в него. Мысли сливаются в какую-то неразборчивую кашу из осколков моих воспоминаний и личного представления об окружающей меня действительности. Может все дело в шоковой терапии? Я уже и не знаю. Я спросил у доктора Хельсин: «Когда я вылечусь? Я уже хочу домой, к родителям». Он ответил мне: «Скоро. Терпи, мой мальчик». Мне иногда кажется, что он понятия не имеет, как меня лечить. Я начинаю сомневаться в его методах. Или я об этом уже писал? Из-за шоковой терапии и не вспомнить даже». Внезапно она услышала пронзительный крик, донесшийся снизу и оторвавший ее от чтения. Это испугало девушку. Элизабет посмотрела на брата, который все также крепко спал и облегченно вздохнула. «Это был Сэм? Что здесь происходит?». Подумала она. «Не важно. Сейчас мне лишь нужно успокоиться и дальше продолжить читать его дневник. Уверена, все ответы скрываются в нем. По крайней мере, я на это надеюсь». Девушка снова выдохнула, собралась с духом, и перелистнула страницу. Следующая страница. Запись от июня 1942 года. «А в шоковой терапии есть свои плюсы. Плоды она, конечно, не дает, но и боли я уже не чувствую. Правда, мне становится трудно держать карандаш в руках, а вместе с тем и писать тоже. За то мой разум, кажется, прояснился, ведь я вспомнил, из-за чего именно меня отправили сюда. Боже, целых три года меня держат здесь, а результата ноль. В общем, дело было вечером. Не помню, что за день, но явно выходной. Родители пригласили к себе гостей. Устроили, так называемый, званый ужин. Я сидел вместе со всеми за общим столом. Я все еще слабо помню, что именно дальше произошло, но когда я «очнулся» – стоял на стуле, а подо мной лежал перевернутый стол и разбросанная по полу еда. Я помню испуганный взгляд матери и гостей, а также злые взгляды отца и тети. Я также помню, что гости меня, словно прокаженного какого-то, сторонились. После этого, спустя всего-то день, меня и забрали сюда. Ну, теперь-то я хоть знаю, кого мне за это «благодарить». Плюс, я наконец-то понял, о чем мне говорил доктор Хельсин, когда упоминал срывы. К слову, я также вспомнил, что подобные срывы происходили со мной и раньше. И это был далеко не первый такой случай». Дальше была та самая последняя запись в дневнике, датированная аж маем 1943 года. «Все. Мне надоело! Столько лет прошло, а толку нет. Меня лишь кормят пустыми обещаниями. А я хочу домой! Я соскучился по своим родителям. Я принял решение – я сбегу отсюда! Сбегу. Спустя три долгих года мучений без ответов. Мне ведь даже так и не сказали, что со мной. Какая у меня болезнь? Хватит этого с меня! Видимо, я был прав, когда думал, что доктор Хельсин в сговоре с моей тетей. Он скрывал это за добрыми глазами и такими же побуждениями, которые на самом деле ложью оказались! Нет у меня больше веры к этому человеку. И так, каждый день нас выводят на часовую прогулку по внутреннему двору. Выходные – приемные дни, когда нас разрешено навещать родным и близким. Обычно это происходит внутри помещения, но в теплые времена года руководство лечебницы разрешает нам общаться на улице. Благодаря чему время прогулки специально подстраивают под приемные часы. И, чтобы нам проще было видеться и общаться, ворота во внутренний двор все это время держат открытыми. Видимо, беспечно полагая, что дети не станут сбегать, к тому же, они ведь не преступники, а психически больные люди. Верно? Как глупо! И да, я раньше этого не писал, но в лечебнице, по большей части, находятся одни дети. Наверное, такие же несчастные, как и я, которые также хотят быстрее вылечиться и вернуться к своим родителям. Просто до этого меня, скорее всего, как особо буйного, держали отдельно от остальных и не выпускали из одиночной палаты. Лишь со временем мне начали доверять и наконец-то вместе с остальными выводили на прогулки. В общем, именно в этот самый момент я и сбегу отсюда. Вернусь домой. К родителям. Надеюсь, они все еще там. Ждут меня. Ну, а пока мне нужно тщательно продумать свой план побега. Я сбежал! Осталось покинуть город Брэстоун, и я окажусь на свободе! Ура! Город большой, и я плохо его знаю, но надеюсь, разберусь. Пришлось украсть одежду, которую кто-то оставил на улице сушиться, чтобы не разгуливать по городу в больничном халате, тем самым привлекая к себе нежелательное внимание. Наконец-то я покинул этот город! По пути домой сильно проголодался. Встретил мужчину. На вид бездомный. Он сидел у костра на опушке леса и жарил какого-то зверька. Несмотря на свой внешний вид, он располагал к себе. У него была хорошо поставленная речь и добрый голос. Мужчина сказал, что его зовут Питер. Оказался крайне неординарной и интересной личностью. Питер накормил меня, и я открыл ему свою тайну, поделившись своими проблемами. Мне казалось, что это хорошая идея. К тому же, он поддержал меня. Он дал мне книгу в твердом переплете и с красной обложкой без названия. Сказал: «Прочти ее, когда вернешься домой, но не раньше». Так я и сделаю. Он также добавил, что это книга поможет мне, но только, если я поверю. Мол, она способна перевернуть мое сознание. И раз медицина бессильна перед моей болезнью – значит, отныне я могу, и буду полагаться лишь на веру! В ней же и искать ответы. В итоге, мы с ним попрощались, и я дальше побрел. А вот и мой дом родной. Ну что, привет. Наконец-то я дошел. Родители, встречайте своего заблудшего сына!». - Боже, какой ужас! Бедный, бедный Сэм. – Дочитав до конца, Элизабет отложила дневник в сторону. Она, зная, что Сэм уже вернулся в свою спальню, не стала нести его назад. А потому положила книгу под подушку и просто легла спать. По итогу девушка остаток вечера провела в споре с братом, полночи в поиске и прочтении дневника Сэма, а оставшееся время, положенное для сна, она просто не могла уснуть, все думая о записях в дневнике и судьбе Сэма. Не удивительно, что из-за этого на утро она была совсем не выспавшаяся, что и сказалось на ее внешнем виде, а также общем настроении, что, в свою очередь, и повлияло на ее решение. Очередное решение действовать, только на этот раз через разговор лично с Сэмом. Дождь все также шумел за окном, что играло Элизабет на руку, ведь теперь у девушки появилась очередная причина не покидать дом – она хотела все выяснить наверняка. Правдивы ли записи в дневнике Сэма? Что случилось с его родителями? Вот только, учитывая настрой Мартина, понимала, что для него это не послужит причиной остаться, а вот дождь – да. Для этой же цели – как можно дольше оставаться в доме, Элизабет также и о записях в дневнике Сэма, вместе со странным криком посреди ночи, решила предусмотрительно умолчать, дабы лишний раз панику не поднял брат, желая убежать. Она все еще верила, что Сэм не желает им зла, а потому и не причинит вреда. Ему лишь нужен друг, чем она и решила воспользоваться, дабы лично во всем разобраться. Внезапно девушка услышала стук в дверь. Мартин резко открыл глаза – его оторвали от сладкого сна. У Элизабет же они даже не смыкались. - Просыпайтесь. Стол накрыт. – Это был Сэм, он пришел разбудить их и позвать на завтрак. Проснувшись, парень выглянул в окно и не понял, уже утро или еще ночь, ведь на улице лил дождь и стоял беспроглядный туман, но часы на тумбочке любезно сообщили ему, что сейчас 7 часов утра. - Боже, такая рань! – Пробурчал Мартин. Он медленно поднялся с кровати, после вчерашнего вечера у него гудела голова. Мартин посмотрел на Элизабет, которая уже не спала и, удивленно приподняв бровь, поинтересовался: - Элизабет, ты чего? Выглядишь так, будто всю ночь не спала. - Может это потому, что так оно и было. – Зевнула девушка, после чего легко улыбнулась и села на кровать. – Ладно, забудь. Все хорошо. Пошли лучше есть. Нельзя заставлять Сэма нас ждать. - Ого, как ты заговорила! – Обрадовался Мартин ее словам, считая, что сестра наконец-то прислушалась к голосу разума. А после, пытливо уставившись на Элизабет, почесал затылок. – Ну, хорошо, наверное, ты права. Парень оделся и двинулся к двери. Он повернулся к Элизабет, которая все еще сидела на кровати, и спросил: - Ты идешь? - Конечно, я прямо за тобой. Иди, я тебя догоню. – Отмахнулась девушка. - Ладно, как хочешь. – Мартин выдохнул и пожал плечами. – Дело твое. После чего он покинул комнату и направился на кухню. Элизабет же тем временем достала из-под подушки книгу и медленными шажками вышла из спальни. Она осмотрелась по сторонам и, убедившись, что в коридоре нет ни Сэма, ни брата, проскочила в спальню хозяина дома. - Надеюсь, он не обнаружил пропажу. – Шепнула девушка, возвращая дневник обратно на свое место – в ящик письменного стола. Пос