Выбрать главу

Мервин вспомнил, как тихонько пробрался мимо немногих уцелевших после атаки солдат, которые спали сидя, зажав винтовки между коленями. Он добрался до самого дальнего края окопа, выскочил из него и, пригнувшись, добежал до следующего. Так он добрался до самого штабного блиндажа, где сновали какие-то люди, и затаился за кучей земли, не зная, куда бежать дальше. Сердце громко стучало в груди. Прямо перед ним была госпитальная палатка, там горел свет и слышались стоны раненых, а немного в стороне зияла короткая траншея, в которую сваливали трупы солдат. Сзади послышались приглушенные голоса, и Мервин в панике бросился к траншее. Он нырнул туда, попав руками на чей-то труп, быстро встал на четвереньки, подхватил упавшую винтовку и в следующую секунду услышал чей-то голос:

– Вставай, трусливая свинья!

Мервин в ужасе оглянулся. В нескольких дюймах от него торчало дуло винтовки – очевидно, патрульный заметил его у блиндажа.

– Оставьте меня, я не могу больше этого вынести! – взмолился он.

– Ах ты, грязная собака! Я сейчас пристрелю тебя, как дикую динго, и оставлю здесь гнить! – Дуло двигалось возле самого его носа. – Встать!

Красная волна бешенства ударила Мервину в голову. Поблизости снова послышались взрывы, но страх перед пушками отступил перед нависшей опасностью. И прежде чем он понял, что делает, Мервин нажал курок. Винтовка, которую ему дали, чтобы убивать врагов, выстрелила в земляка-австралийца!

Совсем рядом прогремел очередной взрыв, и дикая боль в колене затмила все остальное. Когда Мервин пришел в себя, патрульный лежал неподвижно, его винтовка валялась рядом. Он не шевелился, не дышал, и, присмотревшись, Мервин понял почему. Его пуля снесла парню лицо…

Осмотрев свою собственную рану, Мервин обнаружил, что пуля застряла в колене. Кровь стекала в ботинок. Ужас перед тем, что он натворил, уступил место боли и жалости к себе. При этом мозг лихорадочно работал, пытаясь найти выход из опасного положения. Мервин понимал, что если он сейчас потеряет сознание от боли, то окончит свои дни в этой вонючей яме.

Наконец ему в голову пришло спасительное решение. Охая от боли, Мервин встал и взвалив патрульного к себе на плечи, выбрался из траншеи. Нужно было сделать вид, что он несет его со стороны холма, где шел бой. Шатаясь от боли и почти теряя сознание, Мервин побрел в сторону освещенной палатки. Последнее, что он помнил об этой ночи, были возгласы удивления и восхищения, на которые он и рассчитывал. Потом лица, маячившие перед ним, стали расплываться, и он провалился в темноту.

Наутро с ним обращались как с героем. Еще бы: раненный сам, он под артиллерийским обстрелом вынес с поля боя своего друга и дошел до госпиталя! Мервин чуть не рассмеялся, когда санитар со слезами на глазах сообщил ему, что его дорогой друг умер. Идиоты! Когда его наградили Крестом и отправили в госпиталь в Сидней, Мервин ругал себя за то, что не придумал ничего подобного раньше. Можно было отстрелить мизинец на ноге, приволочь на себе труп с поля боя, и все его мучения давно бы закончились. Придурок!

Вернувшись к действительности, Мервин вгляделся в горизонт и понял, что удача и хитрость, кажется, спасут его и на этот раз. Ему навстречу скакала Леди! А если Матильду сбросила лошадь, значит, он скоро ее догонит.

Матильда из последних сил пробиралась сквозь цепкий кустарник, слыша впереди шум водопада и видя спасительную тень. Деревья с густой зеленой кроной, стоявшие у подножия горы, создавали настоящую крышу над головой, которая дарила прохладу. Времени на отдых не было, но она решила, что хотя бы ополоснется и наберет свежей воды в бурдюк. Даже мысль об этом придавала ей сил.

Река брала начало высоко на горе, собирая по дороге многочисленные ручьи, а потом вырывалась из расщелины и падала с высоты в выдолбленный водой за много веков небольшой каменный бассейн. Добравшись до этого окруженного сочной травой озерка, Матильда бросила бурдюк и узел, разулась и плюхнулась в ледяную воду. Одежду девочка снямала: она была такая же грязная и пыльная, как и тело.

Вынырнув, Матильда легла на спину и позволила себе полюбоваться на голубое небо и зеленые кроны. Она чувствовала, как грязь и пот смываются, боль между ног перестала ощущаться; в ветвях пели птицы, и девочка улыбнулась. Это было заповедное место, куда они часто приезжали с матерью купаться. Она любила эти поездки, особенно в детстве. Мать рассказывала ей сказки про единорога, фей и эльфов, и Матильда долго верила, что они все живут именно здесь. Но жестокая действительность убила ее веру в чудеса…

Выйдя из воды, Матильда быстро обулась, наполнила бурдюк и повесила его на плечо. Она знала, что здесь есть тропинка, сокращающая путь до перевала, с которого можно спуститься прямо на пастбища Вилги.

К тому времени, когда Матильда дошла до перевала, она опять вся взмокла, ноги ныли от усталости. Но, увидев зеленое море пастбищ Вилги и дом на горизонте, из трубы которого вился чуть заметный дымок, девочка почувствовала возбуждение. Она это сделала! Почти добралась.

Ей осталось спуститься по крутому склону с валунами и острыми камнями к подножию горы, а затем пересечь пастбище.

Она должна найти в себе силы дойти! Мервин уже наверняка встретил Леди и теперь мог быть всего в нескольких милях от нее. Эта страшная мысль придала ей сил, и она начала спускаться, думая о Томе и Эприл Финли.

Родители Тома владели фермой много лет. После их смерти Том женился на Эприл и стал настоящим скваттером. Матильда не виделась с ними уже давно – с тех пор, как Мэри слегла, а Мервин запретил молодоженам навещать ее. Но Матильда знала, что у них она найдет убежище. Том не даст ее в обиду. Они вместе выросли, хотя Том был на несколько лет старше. Он всегда относился к ней как к младшей сестренке, которой у него никогда не было, и говорил, что имя Молли очень ей подходит: она всегда такая серьезная, не лазает по деревьям и не играет в грязи, как остальные дети. Матильда улыбнулась, подумав, что в этом не было ничего удивительного. Она помнила, как менялось лицо матери, стоило ей сделать что-нибудь не так. Дочь Мэри всегда должна была вести себя безукоризненно!

Знакомый звук вывел ее из задумчивости – от стука копыт дрожала земля, и там, далеко позади нее, был отчетливо виден силуэт всадника. «Наконец-то! – подумала она с облегчением. – Кто-то заметил меня и поспешил на помощь».

Матильда бросилась навстречу.

– Я здесь! – крикнула она, помахав рукой. – Здесь, сюда!

На ее крики всадник не ответил, но по-прежнему приближался, и внезапно ей в голову пришла страшная догадка. Сначала ее сбило с толку, что рядом с всадником бежала еще одна лошадь, однако теперь сомнений быть не могло: эту фигуру на спине Леди она слишком хорошо знала.

Девочка бросилась бежать.

Стук копыт приближался, Вилга казалась недосягаемо далеко, но страх придавал ей силы. Ноги скользили и разъезжались, шляпа слетела и болталась на спине, но глаза упорно смотрели только вперед, на дом Тома, где ее ждало спасение. Она должна успеть! От этого зависела вся ее дальнейшая жизнь.

Матильда слышала, что лошади перешли с галопа на шаг. Даже не оглядываясь, она знала, что он всего в нескольких метрах от нее и играет с ней, как кошка с мышкой. «Он всегда издевался надо мной!» – подумала девочка с ненавистью. Она всхлипнула и чуть не упала, но удержалась и прибавила шагу. Ей было ясно: он ждет именно этого, выжидает момент, когда она упадет. И они оба знали, что она обречена.

Пастбище казалось бесконечным, трава цеплялась ей за ноги своими длинными стеблями, земля подставляла кочки. И все же она бежала вперед, потому что слишком ужасным было то, что ее ожидало.

Ферма была уже ближе, Матильда даже видела тени за освещенным окном. Она знала, что Мервину не удастся причинить ей вред, если она успеет вбежать в ворота, и глаза ее с надеждой искали признаки жизни во дворе. Ну пусть бы кто-нибудь вышел и увидел ее! Ну где же Том? Почему никто не придет ей на помощь? Пусть бы залаяли собаки…