На коленях у нее лежала сумочка из мягкой кожи табачного цвета, еще один подарок Саймона. К ней прилагался матерчатый мешок для хранения и специальная салфетка для полировки фурнитуры. Другие девушки научили ее, что сумки – единственное, что действительно можно перепродать. Ни один из других мужчин никогда не дарил ей ничего хорошего, только синтетическое белье слишком ярких цветов, унылые атласные шортики, дешевые чулки, от которых воняло химикатами. Они как будто получали садистское удовольствие, не подпуская ее к дорогим вещам. Алекс очень бережно относилась к сумочке и следила, чтобы та не потерлась. Впервые увидев изъян, нечаянную царапину от ногтя, она по-настоящему огорчилась.
Телефон лежал в сумочке, и, поерзав, она могла бы незаметно для Саймона проверить экран. Но почему ей вообще хочется проверить? Написать мог только Дом с очередным требованием Взять. Блядскую. Трубку. И вообще Саймон не любит, чтобы Алекс торчала в телефоне, когда они вместе. Он никогда этого не говорил, но Алекс чувствовала, что он наблюдает за ней, мысленно делая неодобрительные пометки. «Примерное поведение», – напомнила себе Алекс. И не притронулась к телефону.
Вечеринка проходила в доме женщины по имени Хелен. По дороге Саймон рассказал Алекс, что первый муж Хелен утонул. Ныряя с аквалангом или что-то в этом роде, он забыл. Один из тех странных несчастных случаев, жертвами которых становятся богачи, – слишком много людей поддерживают их в слишком хорошей форме, чтобы они могли умереть естественной смертью. Жизнь перестала быть опасной – кислородные баллоны, гормональные анализы и шприцы с витаминами группы В защищают от былых убийц.
Движение на дороге практически замерло.
Саймон выключил радио. Музыка, похоже, не доставляла ему никакого удовольствия, и Алекс нравилось, что он не притворялся, будто это не так. Молодым мужчинам непременно требовалось придавать всему какое-то значение, превращать выбор чего угодно, любое предпочтение в демонстрацию своей индивидуальности. В обществе сверстников, с которыми она встречалась, ей всегда становилось не по себе. Вероятность разоблачения была слишком велика. Гораздо лучше иметь буфер в виде разницы в поколениях, мужчины в годах не могли вписать Алекс в какой-либо понятный им контекст, не могли даже ненароком составить хотя бы отдаленное представление о ее истинном «я».
Алекс положила руку на колено Саймона. За окном едва-едва ползли дома и витрины магазинов, затем какой-то пустырь. Наверное, участок под строительство для тех, кто не прочь жить прямо на шоссе, среди всего этого шума. Впрочем, привыкнуть можно к чему угодно.
– Ох ты черт, – сказал Саймон. – Ну вот в чем проблема.
Транспортный поток огибал место аварии. На обочине валялся искореженный белый кабриолет, на дороге за ним наискосок стоял массивный джип. На бровке были припаркованы две полицейские машины с включенными фарами, но без сирен.
Не видно было ни погибших, ни раненых, только полицейский в оранжевом жилете регулировал движение.
Саймон присвистнул и почти остановился, чтобы посмотреть.
– Это все тот поворот налево. Он самый поганый.
– Может быть, никто не пострадал. – Голос Алекс звучал раздраженно, и она тут же постаралась смягчить его.
– Вряд ли. – Саймон мрачно покачал головой, однако Алекс уловила нотку возбуждения. – После такого не выживают.
Хотя Алекс понимала, что они едут на машине Саймона и что днем она всего лишь попала в мелкое ДТП, у нее почему-то внезапно возникло ощущение, что это она находилась в той белой машине. Что она погибла здесь, на шоссе. Глупая мысль, но она никак не могла от нее избавиться. Может, она сходит с ума? В то же время она знала, что не способна сойти с ума, а это даже хуже. Она почти завидовала своим знакомым из города, которые начисто свихнулись, унеслись в какой-то другой мир. Какое, наверное, облегчение – отключиться от реальности.
Саймон пересек главную дорогу, свернул на дорогу поуже, а затем еще на одну. Дома отступали дальше и дальше, пока почти не скрылись за стенами и живыми изгородями. Алекс почувствовала запах приближающегося океана.
– Знаешь, – сказал Саймон, кивнув на окно, – раньше все это были картофельные поля. Трудно представить, да?
Он говорил это не впервые. Казалось, Саймону нравилось представлять себе процесс, который обратил нечто бесполезное в нечто, имеющее немалую ценность. Но представить это было не особенно трудно – достаточно убрать эти дома, большие грузные коробки, над входными дверями которых развевались американские флаги, и останется зелено-золотистая земля, не так уж сильно отличающаяся от родных мест Алекс.