Алекс покинула общую квартиру, не выплатив задолженность за аренду, хотя и оставила в качестве частичной оплаты бoльшую часть своей старой одежды и всю дешевую мебель из ДСП. Алекс игнорировала звонки и сообщения от бывших соседок, заблокировала номер Дома. Когда-нибудь Дом с этим смирится. Никто из тех, кого она уже считала своей прошлой жизнью, не знал о Саймоне, не знал, куда уехала Алекс. Никто из тех, кого она явно или неявно обидела.
Она исчезла – это было легко.
Остаток лета она проведет здесь, с Саймоном, а потом, в сентябре, переберется в город – у Саймона там есть жилье. У них пошли разговоры о том, чтобы Алекс переехала к нему. Всякий раз, когда Саймон намекал на возможное будущее, Алекс опускала глаза, чтобы скрыть отчаянную надежду. Саймон по-прежнему верил, что у Алекс есть квартира, и это было важно. Поддерживай видимость самодостаточности, дай ему почувствовать, что вся инициатива исходит от него. На данном этапе лучше всего соблюдать сдержанность.
Саймон.
Как правило, обычно он был добр с ней.
Показал Алекс на экране телефона свои фотографии в молодости – красивый мужчина с хищным лицом. Сейчас ему было за пятьдесят, но его густые волосы не поредели, и он в хорошей форме. Все благодаря палтусу, которым была забита морозилка, белым кускам, которые он жарил на гриле с таким количеством лимона, что у Алекс сводило скулы. У него был тренер, который подключал к его мышцам электроды, заставлявшие их напрягаться, и советовал ледяные ванны и мясные субпродукты – все эти новомодные ухищрения людей, сделавших свое здоровье профессией. Саймон маниакально придерживался дисциплины, так как, похоже, верил, что даже малейшая потеря бдительности приведет к катастрофе. И не исключено, что был прав. Иногда самоконтроль ослабевал. Тогда Саймон брал банку арахисового масла на диван, ел с тщательной аккуратностью, пока она не становилась пустой, и дочиста вылизывал ложку на удивление розовым языком. После чего грустно заглядывал в выскобленную банку, как будто это зрелище его оскорбляло.
У Саймона была дочь, которая не жила с ним, и бывшая жена на другом конце страны, но, насколько могла судить Алекс, они не держали друг на друга зла. Саймон всегда выходил из комнаты, чтобы поговорить с дочерью по телефону. У Кэролайн были темные блестящие волосы богачки, ухоженные брови и одежда из тканей, предназначенных только для химчистки. Она была одной из тех дочек богатых родителей, которые вызывают жалость, потому что в конечном счете могут купить все, кроме обаяния. Алекс видела Кэролайн только на фотографиях – худенькая девушка, которая на всех снимках обхватывала себя за локти и казалась угрюмой, даже если улыбалась. Она отчаянно мечтала стать певицей. Алекс предвидела, что в будущем дочь Саймона ждет разочарование, но кто знает, это могло быть всего лишь проекцией.
Дом Саймона стоял довольно близко к океану. Пересеченный балками потолок в гостиной был высотой футов двадцать. Полированный бетонный пол. Большие картины, которые одними своими размерами сообщали о солидной стоимости. Саймон специализировался на вторичном рынке, и Алекс старалась придать лицу глубокомысленное выражение, когда он показывал ей фотографии предметов искусства или когда они ходили на ужин в дом какого-нибудь коллекционера. Иногда она пыталась угадать цену вещей или угадать, что скажет Саймон, когда они останутся наедине. Но Алекс никогда не угадывала – слишком много всяких контекстов, о которых она понятия не имела. Например, похожая работа дала плохой результат на вечерних продажах. Или художник использовал материалы, разрушающиеся со временем, и произведение получилось слишком недолговечным, чтобы его можно было застраховать. Или если раньше картина принадлежала не тому человеку – новоиспеченному коллекционеру с наивным взглядом, руководителю технологической компании, попавшему под федеральное расследование, – это могло каким-то образом ее осквернить. Стоимость основывалась на совокупности факторов, а они постоянно менялись. Иногда произведение представляло собой просто идею, существовавшую только в виде изображения, что пересылалось туда-сюда по электронной почте, и коллекционеры перепродавали произведение еще до того, как увидят его в реальности.
Это игра – убедить людей, что товар стоит своих денег, и в этом смысле Алекс и Саймон не так уж сильно отличались друг от друга.
Последние недели прошли приятно. Вписаться в жизнь Саймона оказалось легко, ее распорядок, как и привычки Саймона, были настолько четко выстроены, что Алекс оставалось только подчиниться. Если они собирались на ужин к его друзьям, помощники хозяев предварительно уточняли по электронной почте, есть ли у них какие-либо диетические ограничения. «Нет», – всегда щебетала Алекс в ответ на вопрос Саймона. В этом и заключалось предназначение Алекс – не создавать никаких неудобств. Днем, когда воздух гудел от насекомых, они посещали садовые вечеринки, и Алекс стояла рядом, пока Саймон разговаривал и пил белое вино. Его друзья посматривали на Алекс с неопределенными улыбками – может, спрашивали себя, не встречались ли с ней раньше, перепутав Алекс с одной из предыдущих девушек Саймона. «Рад тебя видеть», – всегда говорили они, и эта безопасная фраза подходила для любого случая. «Веселишься?» – мог спросить кто-то, обращаясь к Алекс, и она кивала, но взгляд спросившего уже возвращался к Саймону. Иногда друзья Саймона относились к ней свысока, но она давно привыкла к неодобрению посторонних. Сколько раз она сидела напротив мужчин вдвое старше ее, с потными лысинами. Она заранее знала, что на нее будут пялиться, и умела выдерживать эти взгляды.