Классический вопрос пропагандистов: "Вот тебе лично, зачем нужны эти проливы?" в прежней системе ценностей был бы вообще неуместен, так как проливы нужны были не солдату лично, а царю, то есть всему Отечеству. И нужны ради справедливого и богоугодного дела помощи тем же славянам и армянским христианам. А с заменой царя Временным Правительством принимался на веру уже и явный, но логичный абсурд, что проливы нужны персонально Милюкову или Рябушинскому ради больших барышей. Ну а формула "мир без аннексий и контрибуций", выдвинутая, кстати, не большевиками, а еще в апреле эсерами и социал-демократами, лишала войну и последнего, видимого смысла - ради чего ж тогда вообще кровь лить? И фронтовые части "самодемобилизовывались", а многотысячные массы запасных частей рисковать жизнью не желали и с оружием готовы были отстаивать свое право уцелеть в тылу. А забастовщики требовали повышения зарплаты, в несколько раз превосходящей прибыли их предприятий - кого волнуют такие мелочи, если каждый за себя?
Словом, к катастрофе приложили руку все. И политические силы, ослепленные борьбой за власть и сделавшие из нее самоцель, из чего и их установки на "углубление революции" приобретали самодовлеющий характер. И русская интеллигенция, эйфорически поддерживавшая эту свистопляску. И военные, слишком поздно взявшиеся за ум и за оружие, а в большинстве вообще не взявшиеся. И крестьяне с рабочими, очень быстро сумевшие переориентироваться в новых условиях на задачи личной выгоды. В XVII в., чтобы выйти из бедствий Смуты, перед избранием Михаила Романова, было назначено всенародное покаяние. Тем самым признавалось, что в этих бедствиях в большей или меньшей степени повинны все. Персонально, каждый. Так было и в 1917 г., но вот до покаяния дело не дошло...
К обвалу России не преминули приложить усилия и ее западные партнеры. К лету 1917 г. "демократизированная" русская армия была уже практически небоеспособной. Но в пассивной обороне она могла держать фронт еще долго, тем самым по возможности связывая и силы немцев. Об этом предупреждали союзников и российское командование, и Временное Правительство. Но никакие соображения не были приняты в расчет - западные "друзья" задумали общее наступление и настояли, чтобы в нем участвовали и русские армии. Что было равноценно тому же понуканию чужой кобылы, но уже совершенно загнанной и больной. Кстати, а сами, по своему обыкновению, задержались против собственных назначенных сроков, поскольку были "не готовы" - пусть сначала русские отвлекут врага на себя. И наступление стало роковым - Восточный фронт рухнул окончательно, дальше пошла уже его агония. А неудача и вызванное ею возмущение в стране углубили и усугубили общую катастрофу России.
Впрочем, спасение было еще возможно, но лишь путем немедленного и кардинального усиления центральной власти, то есть введения диктатуры. Да только ведь само это слово всегда было оскорбительным для любых демократов. Хотя если разобраться, такое отношение тоже целиком относится к области пропагандистских штампов. Даже вспомнив происхождение данного термина, мы увидим, что диктатура отнюдь не является антитезой демократии. В Римской республике она вводилась на вполне законных основаниях, и именно в моменты самых острых кризисов, когда консульская демократическая власть признавалась недостаточно сильным инструментом. Да и в современной цивилизации она нередко и весьма успешно играла аналогичную роль - можно привести примеры диктатуры Маннергейма в Финляндии, Пилсудского в Польше, де Голля во Франции, наконец и Пиночета в Чили (на которую понавешали куда больше собак, чем она того заслужила).
Да кстати, у русских демократов наглядный пример перед глазами был. Пример вполне "прогрессивной" и демократичной Франции, где в апреле-мае 1917 г. полыхнул революционный взрыв. Бунтовали войска, бросали фронт, несколько полков двинулись на Париж. Но Клемансо немедленно принял самые решительные и жесткие меры. Одним махом арестовал всех смутьянов, не считаясь даже с министерскими или депутатскими рангами, а взбунтовавшихся солдат без малейших колебаний усмирил военно-полевыми судами и расстрелами - зато страна была спасена. И французская общественность ничуть его за это не осудила. Но могла ли разбушевавшаяся демократия и демагогия революционной России вообще воспринять саму возможность сильной военной власти? Это значило пойти против собственных лозунгов, против собственной предшествующей деятельности. И что немаловажно - уступить саму власть кому-то другому, более подходящему для наведения порядка. И "диктатуру" сделали жупелом, красной тряпкой, которой пугали народ, и ярлыком, который навешивался политическим противникам. И вместо попыток укрепления государственных институтов и рычагов процесс направлялся в обратное русло, к концу своего существования российское "реформаторство" вообще захлебнулось собственными словесами, утонуло в речах и увязло в межпартийной грызне.
В общем, главным последствием Февральской революции можно считать не установление "демократии" и не свержение царя, а слом государственной власти как таковой. Дальнейшее существование страны обеспечивалось уже не властью, а инерцией прежней власти. Которая действовала еще восемь месяцев, постепенно затухая, оказывая все меньшее воздействие на население, и соответственно, получая все меньшую отдачу и поддержку. А к октябрю 1917 г. эта власть ослабела настолько, что с ней и совсем почти перестали считаться, поэтому и захватить ее без особого труда мог любой, кто захочет. Захотели, как известно, большевики.
4. Большевики и их база
Генерал А. И. Деникин впоследствии писал: "Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала послужили большевики, я протестую. Россию развалили другие, а большевики - лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках ее организма".
Действительно, разваливали страну лично честные и искренние либералы, демократы и социалисты, фетишизирующие "завоевания революции" и утопающие во взаимных дрязгах в борьбе за власть. А большевики в это время действовали. Действовали они по трем главным направлениям - собственной организации, завоевания рейтинга в массах и создания своей силовой опоры.
Фактически, Ленину пришлось заново создавать свою партию. Во-первых, в эмиграции он отнюдь не был звездой первой величины, а являлся лишь одним из многих лидеров грызущихся между собой политических групп - ведь не только социал-демократия вообще, но и большевики в частности разделялись на целый ряд конкурирующих течений и направлений. Поэтому авторитет его был далеко еще не безграничен. Даже редакция "Правды" пропускала на свои страницы не все работы Ильича, а выдвинутые им по приезде в Россию "Апрельские тезисы" бюро ЦК отвергло подавляющим большинством, и в газету они хотя и попали, но лишь с пометкой, что это "личное мнение тов. Ленина". А во-вторых, многие из прежних сторонников, теоретиков-эмигрантов и легальных российских оппозиционеров, для новых глобальных задач оказались просто непригодными. Так что волей-неволей им теперь приходилось оттесняться на второй план или перетекать в меньшевистский лагерь, а на их места в окружении вождя выдвигались новые, более подходящие кандидатуры, а то и приходили "со стороны", как Троцкий и Дзержинский, прежде к большевикам себя не относившие.
Немецкие деньги, беспринципность и напористость давали Ленину мощные преимущества во внутрипартийной борьбе, а важнейшую практическую роль в данном вопросе сыграл Яков Михайлович (Мовшович) Свердлов - личность в нашей истории достаточно темная и до сих пор представляющая массу загадок. Будучи одним из региональных деятелей, он случайно очутился в нужный момент в Питере, где и подвернулся под руку Ильичу. Все современники, и его друзья, и враги, отмечают такие качества Свердлова как колоссальная энергия и исключительные организаторские таланты, которые и пришлись Ленину куда как кстати.