"Мне придется сидеть и смотреть все эти DVD, по крайней мере, просматривать их".
Неважно, насколько привлекательны женщины; порно, по сути, одно и то же снова и снова.
"Боже, я не смогу этого сделать", - подумал он и вытащил стопки, затем тут же выронил одну.
- Какой придурок! - закричал он на себя.
Диски лежали, как брошенная колода карт. Но когда он опустился на колени и начал их подбирать, один привлек его внимание.
На диске не было даты, но на нем было нацарапано: ВЕЧЕРИНКА НА ХЭЛЛОУИН.
"Это может быть ОЧЕНЬ интересно..."
Он сделал себе мысленную заметку сначала посмотреть это, а затем, прежде чем он смог снова встать, он заметил кое-что еще.
Четыре вмятины на ковре, прямо рядом с комодом, которые, казалось, соответствовали длине и ширине ножек комода. Это стало слишком очевидно, когда он взглянул еще раз.
Кто-то передвинул комод оттуда сюда. Недавно.
Когда Уэстмор попытался силой отодвинуть большой предмет мебели в сторону, его усилия напомнили ему об одной причине, по которой он выбрал профессию журналиста, а не рабочего; он был не совсем физическим образцом. Его длинные волосы раздражающе свисали ему на лицо, когда он пихал и пихал, думая:
"Черт возьми! Этот большой кусок дерьма весит больше, чем чертово пианино!"
Но после некоторого пота и того, что, несомненно, приведет к боли в спине завтра, ему удалось вернуть комод в исходное положение, и вот тогда он увидел...
"Сюжет закручивается", - подумал он.
То, что закрывал комод, было масляным портретом девушки, чью фотографию он нашел в столе, светлоглазой брюнетки.
"Ладно, Хилдрет, теперь ты меня интригуешь", - сказал сам себе Уэстмор.
Он внимательно посмотрел на картину, которая была явно совсем новой, но восхитительной тем, как ее темные завитки и мазки кисти дублировали стиль Высокого Возрождения. Пасторальная сцена ночью, деревья, обрамляющие кладбище. Девушка выглядела задумчивой в широком гофрированном синем платье с белыми кружевными манжетами и вырезом.
И она указывала прямо вперед, что с того места, где он стоял, создавало впечатление, что она указывает прямо на Уэстмора.
"Интересно, - подумал он. - И странно, как и все остальное в этом доме..."
Затем он задумался о чем-то.
Художник создал картину так, чтобы она казалась указывающей на любого, кто на нее смотрит, или он...
Уэстмор развернулся. Там никого не было, она указывала на другую сторону обшитой панелями комнаты, и там, точно на одной линии с ее картиной, была еще одна картина в идентичной раме.
Он подошел. Это была не картина, а гравюра; она выглядела старой, единственный сюжет работы больше напоминал Микеланджело, чем Рафаэля. Сгорбившись над наклонным столом, сидел старик с развевающимися длинными волосами и бородой; он писал на свитке бумаги стилусом, и каким-то образом граверу удалось уловить самое уникальное противоречие выражений - в глазах - взгляд ужаса, но также и взгляд восторга. В углу художник оставил свое имя (которое, похоже, было Альбрехт или Альбрект) и шокирующую дату: 1610 год. Слова на итальянском были выгравированы внизу, а на небольшой золотой пластине можно было найти явно гораздо более поздний перевод.
СВ. ИОАНН БОГОСЛОВ ПИШЕТ СВЯТОЕ ОТКРОВЕНИЕ НА ПАТМОСЕ, ОКОЛО 90 ГОДА Н.Э.
Уэстмор прищурился и заметил искусно выгравированную пунктирную надпись, составляющую слово REVELATIO в верхней части свитка, а чуть ниже: CAPIT 13.
"Глава тринадцатая Книги Откровения", - подумал Уэстмор, нахмурившись.
Это был эталон для фальшивого христианского мистицизма и апокалиптического исследования, и...
И для этих чудаков в оккультизме и поклонении дьяволу Глава тринадцатая - это "главная", Уэстмор знал, где Иоанн раскрывает загадочное число Зверя: 666.
Все это было ерундой; Уэстмор был в этом уверен, и он также был уверен, что это разглашает больше о настоящем Хилдрете - сумасшедшем.
"Кто-то должен был сказать Иоанну, что настоящее число зверя - номер телефона Джорджа Стейнбреннера", - пошутил он и вернулся к столу.