Выбрать главу

Два автомобиля медленно ехали по краю округлого поля, освещая фарами неровную грунтовку в предрассветном, темно-синем мраке.

— Останови, — приказал сидевшему за рулем «Нивы» боевику Арсен.

Взгляд его только что наткнулся на мерцавшие огоньки какого-то затухшего пожарища метрах в ста левее их пути. Обе машины встали. Он вышел из салона, неторопливо прошелся по непаханому, заросшему травой полю. В безобразном нагромождении искореженного, обгоревшего металла угадывались останки вертолета. Обойдя вокруг последнее пристанище винтокрылой машины, чеченец собирался было вернуться к товарищам, да почудилось, будто где-то поблизости раздался слабый человеческий стон…

«Странно… — подумал он, поморщившись от ноющей боли в плече и поправляя повязку, — здесь уже потрудился наш арьергард… Неужто кого-то оставили в живых… Пропустили?..»

Он отправился на звук и вскоре разглядел сквозь сумрак трупы нескольких русских бойцов. Судя по одежде, это были спецназовцы… «Так вот куда спешили эти ребята, когда мой дозор наткнулся на их отряд! — догадался Умаджиев, признав тех, кто повстречался в редколесье накануне сбора под Карабулаком. — Стало быть, провернули в горах очередное черное дело и хотели убраться восвояси на вертолете. Хотели, да не вышло!..»

Все пространство вокруг пестрило стреляными гильзами, однако, оружия возле трупов не было. Арсен постоял с минуту в задумчивости, вспоминая короткую перестрелку с ними, и то с какой невероятной легкостью спецназовцы уничтожили почти треть его отряда… Смачно сплюнув в обескровленное лицо ближайшего неверного, он с силой пнул его голову и сделал несколько шагов к двум автомобилям, но раздавшийся где-то сбоку стон сызнова его остановил…

Признаки жизни подавал немолодой русский мужчина, лежавший рядом с носилками. Бинтовая повязка оттого, что раненный постоянно возился и теребил черными от грязи руками, съехала вниз — к талии, оголив живот с каким-то непонятным месивом. Черные комья земли, кровь, внутренности — все смешалось на его теле. Спецназовец в полубессознательном состоянии стонал и шептал пересохшими, потрескавшимися губами:

— Воды… Пить… Дайте воды…

Случись увидеть такое лет семь назад, когда Умаджиев заканчивал Рязанское десантное, он непременно сделал бы все возможное, дабы спасти несчастного, невзирая на его национальность, профессию, убеждения. Но сейчас… Сейчас над раненным русским стоял совершенно другой Арсен Умаджиев.

— Я помогу тебе, приятель… — в полный голос проговорил он, извлекая из кармана шприц-ампулу с сильным обезболивающим средством.

Только ампула эта предназначалась вовсе не для страдающего от безумной боли человека. Кавказец оголил собственную руку, обратился к занимавшейся на востоке заре и, усмотрев на локтевом сгибе вену, засадил в нее иглу с наркотическим средством. Пару минут постоял с прикрытыми глазами, затем нащупал на ремне кобуру, вынул любимый «ТТ» и, не раздумывая, разрядил в голову и грудь спецназовца всю обойму. А спустя пять минут уже сидел в теплом салоне милицейской «Нивы»…

До самого пересечения чечено-ингушской границы он ехал в сладкой полудреме, наслаждаясь наполнявшей тело слабостью и приятными мыслями об обещанном Татаевым скором переводе в Главный штаб Вооруженных сил Ичкерии. Когда граница меж соседними республиками осталась позади, машины повернули на Бакен-Хутор. Там отряду предстояло разделиться. Основная часть боевиков, получив причитавшееся денежное вознаграждение, оставляла КамАЗ, забирала раненного с трофеями и уходила на юг — в горы. Арсен же с двумя верными людьми держал курс в село Малые Веранды, где жили их с Шамилем жены. Там — в Верандах, его уже несколько часов поджидал и сам Татаев…

Сидя в кресле перед радиоприемником, высокопоставленный сепаратист с довольным видом внимал взволнованному голосу журналиста, вещающего о тревожных новостях из Ингушетии. Изредка чеченец поднимался и прохаживался по небольшой комнатке — ему не терпелось обнять молодого дальнего родственника, поздравить с успехом и порадовать приказом о переводе в Главный штаб…

Глава седьмая

Санкт-Петербург

Дождавшись ухода молодчиков в кожаных куртках, Извольский кое-как освободил башмак из проволочных пут и опрометью бросился к одной из дыр в бетонном заборе, прямиком ведшей к обочине загородного шоссе. А, домчавшись на такси за тридцать минут до дома, с порога выпалил:

— Так, женщины, быстро собрали необходимые вещи и марш в однокомнатную квартиру!

Вышедшая из ванной комнаты доченька фыркнула, скривилась в кислой ухмылке и не повела ухом; женушка, оторвавшись от чтения любовного романа и на миг перестав лузгать семечки, строго взглянула на него поверх очков…

— Может нам на ночь глядя в Архангельское рвануть к твоей мамочке?.. — издевательски справилась она.

— И туда поедешь, если возникнет необходимость, — спокойно отвечал муж, вынимая из чехла старенькое охотничье ружьишко. Однако, видя, что совершенно отбившиеся от рук домочадцы не реагируют ни на одну его фразу, грозно рявкнул: — А ну живо выметайтесь, клуши! Не то вместе со мной и вас пристрелят!..

— Господи, да что случилось-то?! — вмиг соскочила с дивана Галочка, рассыпав на пол приличную кучку семечной шелухи.

— Неприятности у меня на свалке, — отвечал подполковник, прилаживая к стволам приклад. — Вряд ли стоит теперь там появляться. А сюда скоро нагрянет пяток уродов с целью продырявить мою башку.

Поняв, наконец, опасность ситуации, женщины стали проворно собираться. Обе беспрестанно ныли, выражая массу неудовольствия и ни разу при этом ни обеспокоились за жизнь и здоровье самого главы семейства…

— С нашим папочкой не соскучишься!.. — попискивала Дашенька. — Жду не дождусь, когда насовсем перееду в отдельную квартиру.

— Ох уж, а как я от всего этого устала! — вторила ей мамаша. — Ты слышала?! Мы отныне опять будем сидеть без денег! Нет, так дело не пойдет!.. Я, пожалуй, с тобой поселюсь в однокомнатной…

Неизвестно, на сколько это заявление обрадовало дочь, а вот Георгий Павлович, закончив собирать ружье, вдруг заявил:

— Когда разберусь с этими мудаками, сделаем так: оформим развод и разъедемся. Я в однокомнатную, а вы останетесь здесь. Если отыщется претендент на руку нашей «крошки» Дашеньки, в чем лично я очень сильно сомневаюсь — разменяетесь.

Получив подобный отпор, обе тетки разом взвизгнули.

— Малиновый «чупа-чупс» вам обоим, а не мою однокомнатную! — кричала полная и красная, как свекла Даша.

— Подумаешь, напугал — «оформим развод… Разменяемся»! — вопила супруга, роняя из рук то вещи, то уже собранные авоськи. А, набросив плащ и подхватив поклажу, внезапно остановилась у двери и привычным лилейным голоском осведомилась: — А деньги?.. Дорогой, а деньги ты сегодня получил?

— Возьми… — кинул он на стол три зеленых сотки. — И не появляйтесь тут, пока не позвоню…

— Что-то не густо, — недовольно проворчала та, забирая баксы.

— Нет, с этими индийскими кобрами надобно заканчивать. Сам виноват — развел серпентарий… — буркнул Жорж, когда дверь за ними закрылась. — Лучше уж доживать свой век одному в холостяцком общежитии, чем мучиться с такими приживальщицами!..

Остаток ночи ветеран «Шторма» чутко дремал на диване в полной боевой готовности. Дверь из зала в коридор оставалась открытой, дабы слышать малейший звук, доносившийся из подъезда; рядом с диваном на полу лежало заряженное ружье; на спинке стула висел патронташ с парой десятков патронов, оснащенных крупной дробью. Ночью «директора» свалки так и не побеспокоили. Зато утром…

Ровно в половине девятого, едва подполковник успел выпить чашку только что сваренного кофе, звонок в прихожей коротко тренькнул…