– Может, водочки?
– Легко.
Я еле-еле дотащил спящую тушу до такси. Кое-как она пробормотала свой адрес. Мы ехали, и она шумно дышала перегаром, уложив голову на мое плечо. Я пощупал ее сиськи. Они были большие и влажные. Меня передернуло от брезгливости. Когда машина остановилась у Наташиного дома, я растормошил ее. Она с минуту приходила в себя, потом попыталась поцеловать меня в губы. Я не совсем вежливо ее оттеснил.
– Какое у тебя было прозвище в школе?
– Гора.
– Гора?
– Ну как бы я самый верный друг и всегда за товарища горой. А у вас?
– Бегемот.
– Если бегемот не идет к горе, то гора идет…
– …к маме!
Она вылезла из тачки, оправила праздничное шерстяное платье и икая произнесла:
– Я люблю тебя. Я буду любить тебя всегда.
На следующий день я вернул ключи хозяйке квартиры и поехал на служебной в Симферополь, чтобы вылететь в Москву. В зале аэропорта у табло меня ждала невыспавшаяся и грустная девушка. Наташа по-другому не умеет. Я тоже. Хотя надо было на прощание в щеку, что ли, чмокнуть.
7.
По факту публикаций в СМИ пришлось возбудиться прокуратуре. Начались проверки, зацепили всех – и «пионеров», и «трамвайных». Никаких особых угроз проверки не несли, но отнимали время и нервы.
Предвыборный штаб собирался по воскресным дням в офисе «Нашей газеты». Со стороны можно было подумать, что бывшие алкоголики приходят сюда поделиться успехами в борьбе со спиртом – лица помятые, на столах только чай и ириски, голоса визгливые, юмор тупейший. Я один раз присутствовал, Юрий Иванович представил меня специалистом по сталинской эпохе. Зачем это нам нужно, крякнул какой-то носатый пенс, но претендент на пост мэра выпучил на него злые глаза, и тот припух.
Трезвость внесла свои коррективы в мой жизненный уклад. По утрам я взялся ходить пешком до овощной базы, находящейся на выезде из Заснежинска в сторону тайги. Не прошло и месяца, как я примелькался сторожам и однажды заметил в кустах ментовоз. Маршрут пришлось изменить – я стал ходить в роддом, располагающийся вообще в паре километров от города в красивом сосновом бору. Стоит ли говорить, что мне пришлось тоже свернуться, причем уже через неделю.
Я сильно похудел, лицо осунулось, борода стремилась к идеалу красоты – к бороде Достоевского. Пилотка куда-то пропал, был «не абонент», и я стал забывать своего молодого приятеля. Зато навестил шлюх – обе работали именно там, где сказала Викуля. Поднять немного денег на мне они почему-то не предложили, а я тоже перегорел. Воду в дом подавали бесперебойно, и холодный душ исправно убивал во мне нежелательную эрекцию. Заурядная холостяцкая жизнь женатого мужчины – докатился, думал я, докатался по северам.
Май и июнь выдались холодными, дождливыми. Заснежинцы все меньше носили маски, перчатки совсем пропали с рук прохожих. Никогда мне еще не было так одиноко. Не работали ни кафе, ни рестораны, ни столовые, а я больше не мог жрать бесконечные сосиски и пельмени. Конечно, я варил по субботам супы. Но по воскресеньям я их выливал в унитаз – повар из меня никак не получался.
Жена и ребенок уехали на все лето в Коктебель, я оплатил им проезд и жилье. В благодарность мне раз в неделю скидывались Сашенькины фотки с пляжа.
Два месяца я не видел Джона – тот с головой зарылся в ленинградский мусор. Пандемия шла на спад, все СМИ писали, что ей не дожить до осени, но настроение оставалось тухлым. Турбазы все еще не работали, так что даже на природу, чтобы элементарно проветриться и сменить картинку, я не выезжал.
Моральные силы меня покидали – я уже не в состоянии был сам стирать и мыть пол, пришлось договориться с клининговой конторой. Ко мне прикрепили толстенькую женщину лет шестидесяти на вид. Ее не волновало, кем и где я работаю. Правда, она всякий раз заводила разговоры о том, как тяжело мужчине жить одному.
– У вас на площадке всегда едой пахнет. Познакомились бы с соседками, они бы вас кормили вкусно. А кто вам спинку трет?
Вступать в отношения с какой-нибудь местной дамой было бы непрофессионально. Она стала бы меня посещать, расспрашивать про работу, я мог из-за влюбленности растаять и рассказать ей, чем занимаюсь в Заснежинске. Но потом мы нашли бы недостатки друг у друга, начались бы ссоры; в итоге, скорее всего, я вежливо намекнул бы, что нам надо расстаться, и она, сука, наверняка бы меня сдала какому-нибудь знакомому «пионеру». А это зашквар и траблы. В общем, июль я встретил с первой за долгое время депрессией и желанием все бросить, уехать куда глаза глядят. Нет счастья на земле и нет любви, в который раз убеждал себя я.