Их оказалось три на весь Заснежинск, включая сутенера Викулю – пенсионерку, но прогрессивных взглядов на взаимоотношения полов.
Житуха у конторы была нищенская. Услугами девушек пользовались все меньше. Как считала Викуля, все из-за оттока молодежи в Москву и стремительного старения населения.
– Да ты сам посмотри вокруг – только бабки, кривоногие и седые ведьмы. Мужиков в городе не осталось. А те, кто мог себе позволить поебаться на стороне, нищают. Да и девки примелькались. Новых нет. Знаешь, сколько мои зарабатывают в месяц? Двадцать тысяч на каждую. И никаких северных надбавок.
– В каком-нибудь «Магните» кассирше больше платят.
– Тут весь смысл в том, что у меня они имеют вагон свободного времени. Знаешь, о чем они мечтают?
– Замуж хотят.
– Да. Вот за такого, как ты. Чтоб москвич командировочный, чтоб не жмот и чтоб влюбился по уши.
– И были такие случаи?
– Один. В 1999 году.
– Ты?
– Я. Молодая, сорока еще не было. Мамкой уже начинала. Девчонок три десятка. Тридцать человек! Но в Москве у меня не получилось. Пришлось вернуться. Продлевать будешь?
– Давай.
– Я тебе скидку сделаю, москвич.
– Не надо, я не бродяга.
Однако половые контакты с новыми подружками меня не очень вдохновляли. Во-первых, они мне в дети годились, и это смущало, во-вторых, у меня давно такое – как ложусь со шлюхой, так сразу в ней свою супругу вижу, и охватывает стыд. Приходится его заливать спиртным, а в сорок шесть после обильного возлияния жеребец из меня никакой. В конце концов мы бросили все бесплодные попытки доставить мне удовольствие в постели и стали тупо вместе пить водку по пятницам и пиво по субботам.
Викуля жила отдельно, а Марина с Кариной снимали квартирку в десяти минутах ходьбы от меня. Однажды они познакомили меня со студентом единственного в Заснежинске университета. Как и девушки, он был молод и вырос в далеком поселке где-то на пути к Северному Ледовитому океану. Тоже мечтал о Москве и… о москвиче.
– Пилотка – гей, но незаразный, не ссы, – рекомендовала пацана Марина. – У него тяжелая ситуация.
Пилотка оказался субтильным долговязым юношей, косая челка и черные крашеные волосы; типичный эмо, которые, как я думал, вымерли еще в 2010 году.
– У него любовь несчастная, к тому же негде жить и никто не ебет. Да, Пилотка? Голубых с баблом в Заснежинске почти нет, да и все на шифре. Есть грязные мудаки, конечно, за пятихатку в рот натолкают, но он уже настрадался от таких.
– А почему бы не закончить универ и не работать по профессии?
– Да бросил он его, только не признается. У него и общага была. Его там так прославили, что Женька мыкается кое-как, а денег – уехать в Москву, на первое время снять хату, не жрать с помойных баков – вот денег-то и нет. Мы бы с Каринкой дали взаймы, так сами хуй сосем. В плохом смысле. В том смысле сосем, что на мели уже который год.
– Я понял, что ты мне тут…
– Хорошо хоть ты появился. Может, два раза в недельку?
– Нет.
Секса в наших посиделках так и не было, но я платил Викуле за два часа каждую пятницу, и девочки ей втирали, что я отчаянный ебака. Когда два часа проходили, Марина звонила Викуле доложить, что я ушел. На самом деле я никуда не собирался уходить и всякий раз до утра тусовался в их задрипанных апартаментах. Они, видимо, думали, что я в газовой отрасли тружусь, так как всегда единолично оплачивал поляну. Но между нами был барьер, мной выстроенный с момента знакомства: я женат, никогда не разведусь, у меня трое детей и никаких подарков вам. Только им. Никто не возражал, само собой. Выпивка, еда, да и мозоли никто не натирает, не лезет с перегаром целоваться. В общем, как сказала более скромная Карина, я идеальный клиент.
Пилотка пил водку жадно, быстро хмелел. В то январское субботнее утром за окном было минус 35. Типичная погода.
– Можно я у вас одну ночь проведу?
– Готовить умеешь?
Он кивнул.
– Тогда можно. Только без глупостей.
Он кивнул опять.
Женька был влюблен в чернокожего аспиранта. Тот жил в общежитии, был католиком и не имел вредных привычек. Пилотка никак не мог к нему подкатить, хотя даже стащил в церковной лавке Библию, чтобы при случае показать себя негру и с этой стороны.