— Руби канат! — крикнул Кандыба, занимая свое место у кормовой греби. — Руби, нам его обратно некогда выбирать. Кормовая, бей направо! Носовая — лево, лево! Навались!
Юферов обрубил канат водяного паруса. Разведчики заработали веслами, следя за движением руки лоцмана. Лодка стремительно взлетела на первый бурун порога, зарылась носом в воду и снова поднялась, словно норовистый конь. Мимо промелькнул острый камень, торчащий из воды, за ним другой, третий. В десять минут «Говорящий» промчался через порог, не задев за подводные камни. Крутые берега реки расступились, лодка плыла по спокойному широкому плесу. Нина, все время вглядывавшаяся в берега реки, вдруг закричала:
— Там люди, костер!..
Впереди, на отмели правого берега, дымился костер. У воды, размахивая шапкой, чтобы привлечь внимание людей, стоял человек. Возле костра, прислонясь к большому камню, сидел второй, он также делал знаки рукой, затем попытался подняться, но бессильно опустился на место. Кандыба повернул лодку к ним. Все с тревогой и надеждой вглядывались в быстро приближающихся людей.
— Урангин, оленевод! — воскликнул Афанасий Муравьев.
— Ефремов, Ефремов! — крикнула Нина и, не дожидаясь, когда «Говорящий» ткнется носом о берег, выпрыгнула на прибрежную отмель.
— Быть свадьбе! — улыбнулся Юферов, увидев, как летчик прижал к груди девушку. — Что, Николай Владимирович, чья правда? Вспомните, как я еще в начале похода вам говорил, — на свадьбе гулять доведется, чай, пригласят...
Буровой мастер направился к Ефремову, уже окруженному обрадованными разведчиками.
— Каким путем вы оказались здесь так кстати? — спросил Воробьев оленевода.
Урангин рассказал, как он месяц назад с двумя оленеводами вышел на поиски новых пастбищ для одиннадцатого по счету оленьего стада, организованного при ферме.
— Нашли ?
— Да, за сопкой, километрах в четырех, просторная поляна. Мху много, сейчас строим загон. Здесь богатые, нетронутые пастбища, место очень удобное, зимой хорошо будет оленям.
Николай Владимирович поблагодарил Урангина за помощь, оказанную летчику. Оленевод, выслушав его слова и глядя в воду за бортом лодки, сказал:
— Теперь до моря дорога гладкая. Только я вас не отпущу. Обедать будем. Барана я здесь подстрелил, мясо вкусное, на всю артель хватит.
— За этим дело не станет, спасибо за приглашение.
Через два часа, подкрепившись вкусным мясом снежного барана, разведчики продолжали путь, оставив на берегу оленевода, долго махавшего им шапкой. Гребцы не жалели сил, и лодка стремительно мчалась по течению. Урангин был прав: порогов больше не встречалось, и чем дальше, тем река становилась спокойнее, шире, а берега отложе. Скоро горы остались далеко позади, в порывах ветра чувствовалась близость моря.
— Морем пахнет, — сказал Большаков, глубоко вдыхая воздух. — От бухты Казачьей мы, пожалуй, морем плыть будем. Или пешком по бережку пойдем.
— Море видно, море! — закричала Нина, смотревшая в бинокль Ефремова. — И поселок какой-то на берегу бухты.
Все вглядывались вперед, где, сливаясь с небом, темнел простор моря.
— Поселок! — развел руками Большаков. — Откуда поселок, пустое место было, однако.
— На карте значится бухта Казачья, населенного пункта нет, — развернул карту Ефремов.
— Не было, — поправил Постриган, — а теперь есть. Мы, товарищи, заложили в тайге основание нового прииска, он тоже на карте не значится, но существует, к весне там вырастет горняцкий поселок. Здесь другие советские люди, рыбаки, начали постройку нового рыбного завода.
— Новое появляется везде, — с гордостью произнес Воробьев.
звучно запел Афанасий Муравьев, снова налегая на свое весло.
Над холодным разливом реки поплыла звонкая песня, словно быстрокрылая птица, обгоняя лодку: