Эпохи проходят, оставляя странные следы... Например, этот памятник из прошлого. Человек в пиджаке, а рукой указывает в сторону. Куда он указывает? Кому? Я еду совсем в другую сторону, машины тоже. Какой-то глупый памятник, по-моему. Всё равно что памятник трамваю, стоящему поперёк рельсов.
Раньше я думал, что только моё движение непрерывно. Но потом узнал о существовании реки. Никогда её не видел, всегда поворачиваю вот здесь, реку закрывают дома. Хотел бы я родиться раньше, когда этих домов ещё не было. Мечтаю увидеть реку, ведь, по слухам, она впадает в… Море увидеть даже не мечтаю.
Несколько лет назад к домам подогнали башенные краны и я так обрадовался! Думал, что дома перенесут на другое место, чтобы я увидел реку. Но нет, что-то у них не получилось… Наверное, река похожа на дождь, только не падает с неба, а течёт по земле… Удивительно.
Какой напряжённый день! Ещё одна бабушка бросилась мне прямо на фару! Едва успел затормозить, чуть не оглох от собственного визга. А она спокойно посмотрела на меня и пошла... И опять передо мной, по рельсам! Мне ведь зелёный горит, не ей! Ну что за манёвры?
Люди в таких случаях говорят: «Без царя в голове». Я бы сказал точнее: «Без водителя в трамвае».
И снова бегут впереди рельсы, путь свободен. Рельсы – это моя судьба. Впрочем, как и у всех. У людей свои рельсы, только они невидимые. Поэтому людям тяжелее, чем мне. Я-то не могу сбиться с дороги.
Вообще мне жаль людей. Я понимаю, в чём их главная проблема. У них… Есть движение, но нет ощущения пути.
Как философ, я полагаю, что мои рельсы свидетельствуют о целеустремлённости. Вот куда бы меня занесло без них? Ладно бы к реке. А что, если в чужой тупик? В подземелье, из которого не видно самолётов?
Слышал я, что разные мрачные места существуют. Говорят даже, что некоторые трамваи ходят прямо под землёй. Я в это не верю. Ведь двигаясь под землёй, всё равно попадаешь туда, куда можно добраться обычным способом. Так зачем тогда нужно прокладывать подземные рельсы? Да и вообще невозможно представить такую нелепость – подземный трамвай!
Кстати, о мрачных местах. Вот впереди – этот зловещий дом-скелет, сплошь в чёрных провалах вместо окон... Почему-то кажется, что дом достроится, а провалы останутся... Прочь, прочь отсюда! Нехорошее место. Десять раз за день его проезжаю и каждый раз забываю, что нужно смотреть в другую сторону.
Вообще не люблю новые дома. Будто бы они строятся не для того, чтобы жить. А чтобы ни трамваи, ни люди не видели друг друга. Говорят даже, что ради какого-то дома целую реку замуровали в подземную трубу... Неправда, наверное. Кто бы мог так поступить с живой рекой?
Стены и башни, стены и башни... Зачем их столько? Ведь важнее всего – пространство для движения. И свободный взгляд вперёд.
Поверхностному наблюдателю моя жизнь могла бы показаться однообразной. Но каждый день – всё по-новому. Рельсы играют красивыми бликами, никогда не повторяясь, облака не принимают дважды одну форму... Есть ли в земных языках столько слов, чтобы описать их цвета?
Взглянул сейчас на небо и обрадовался. Да, сегодня именно тот день! Наверное, будет моя любимая гонка!
А пока стою в большой пробке, прямо передо мной сгрудилась толпа машин. Некоторые даже на рельсы залезли. Одна Хонда чуть не задела мою правую фару. Ну и что же, мне гнаться за ней? Несолидно.
Может, пробки нужны, чтобы горячие машины немного остыли? Но ведь не помогает – вон они как возмущённо гудят! У меня гудка нет, что подтверждает моё особое место в мире. Зачем мне гудеть, такому большому? Молчание и достоинство. Молчание того, кому есть что сказать. И в исключительных случаях – музыкальная трель.
Конечно, я мог бы всех растолкать, но водитель не захотел. Я даже рассердился, потому что видно было, как ждут меня люди на остановке Карла Маркса.
Интересно, кстати, как выбирают имена для остановок. Вот кто такой был этот Маркса? Может, строитель остановки? Или даже первый водитель трамвая?
И вот ещё что странно: если человек был первым в чём-то, то почему это не видно из его имени? Вот я – трамвай номер пять. Каждый посмотрит на меня, хоть спереди, хоть сзади, – и сразу поймёт, что ещё четыре трамвая где-то бродят по свету. А сколько бродит Карламарксов? Ни один историк не разберётся.