поднимается, люди как бы в бред впадают.
- Серьезно?
- Если бы один только случай, а то каждый второй жалуется. Да и братья там
работать подолгу не могут, голова раскалывается, страхование наступает.
- Автогражданка?
- Пугают их бесы. Голоса слышат, крики истязаемых. Страшное то место, гиблое.
Над этим местом даже климат поменялся.
- Что, серьезно? – не поверил Игорь.
- То солнце, а то вдруг буря, ветер. То дождь, и тут же снова тепло, а через час
снег может повалить. На той стороне острова тепло, а здесь стужа. Стоишь под солнцем, а в метре перед тобой дождь идет, руку протяни – она мокреет, а сам ты сухой. Говорят, остров наш – место силы. Тут капище было языческое, еще до христианской эры. Это вроде родничков в темени планеты, через нее из подземного царства к нам дует.
Игорь понимал, что поп ни за какие коврижки не захочет впускать постороннего в
монастырь, поэтому попытался подыскать к нему верный ключик.
- Да-а, - сочувственно сказал он, - страстей вы нарассказали. И все же!
Предполагая, что голову Иуды не могли никуда выбросить, их бы за это по головке не погладили, верно? Не те времена были, дед говорил, тогда за колосок сажали, не то что за целую голову! Так что, думаю, должна она где-то храниться. И лучшего места, чем бывшая пыточная ЧК не может и быть! Там голова Иуды и лежит. Это от нее веет заразой, сто процентов. Короче, отец, голову даю на отсечения, там она. И надо ее срочно найти и вывезти. Тогда и остров ваш возродится, и монастырь вздохнет, и вся Россия очнется, как говорится, ото сна.
На монаха его речь произвела впечатление.
- Старые люди говорили, что наш остров Свияжский - это и есть Беловодье,
Небесный град Китеж, Остров Буян, мистическое духовное сердце православной России. Недаром Троцкий поставил памятник Иуде именно здесь. Как кол в сердце страны загнал!
- Ваша правда. Пока Ленина из Мавзолея не вынесут, а голову Иуды из сердца
России не удалят – не будет нам покоя. Так что, святой отец, как хотите, а покои святителя Гермогена надо открыть!
Монах осенил себя крестным знаменьем.
- Ради такого дела – открою! – решительно сказал он. – Только не сейчас.
Сначала испросить бы надо благословение.
- Какое? – спросил обрадованный Игорь.
- Архимандрита. А лучше Патриарха.
Игорь от досады скрипнул зубами.
ИЗГНАНИЕ ИЗ РАЯ
В грязной камуфле с одной руки он стрелял из «Дегтярева», сошки висели в воздухе, колеблясь при каждой короткой очереди. Патроны кончались, поэтому отстреливался он экономно. Хрущовку эту десантники прозвали «Домом Павлова», она держалась в осаде уже две недели. На первом этаже были «чехи», они кричали снизу в мегафоны, в пролет подъезда:
- Сдавайся, русский вонючка! Солдаты, бросай офицеров, мы вас накормим,
отпустим!
На крики чеченов уже никто не обращал внимания. Егоров сдался, потом его
голову на колу увидели.
Грохнуло, из коридора пахнула волна пыли и щепок, стреляли из РПГ-7. Опять штурм? Внезапно вздыбилась и развалилась стена, видимо, чехи под шум обстрела заложили заряд в электророзетку и открыли проем. Сейчас хлынут.
Он послал щедрую очередь в дымящийся пролом, Зейнутдин бросил туда лимонку, заорал истерически: «Ягуар, отходим!»
Он увидел влетевшую гранату, прыгнул в соседнюю комнату, прижался к стене, громыхнуло, осколки засвистели, рубя мебель. В комнату влетела вторая граната, бежать некуда, молодец Зейнутдин, отфутболил ее, недаром нападающим играл в «Пахтакоре», за юношей. В соседней квартире громыхнуло, раздались вопли.
Он показал Зейнутдину большой палец, указательным ткнул в балконное окно, оттуда можно было уйти на третий этаж. Зайнутдин кивнул. Выхода не было – или здесь закидают гранатами, или на балконе снимет снайпер. Дымовуху надо пустить. Зейнутдин - молоток, все понял без подсказок, кинул на балкон дымовую шашку, под прикрытием густого желтого шлейфа нырнул в балконную дверь, мелькнули его дрыгнувшиеся сапоги, он подтянулся и исчез. В этот миг в комнату ворвался здоровенный чеченец с черной повязкой на голове, испещренной белой вязью цитат из Корана. В пулемете кончились патроны. Он швырнул в чеченца «дегтяря», выхватил из-за ремня на спине саперную лопатку. Чеченец не стал стрелять, оскалился, выхватил кинжал.
- Сдавайся, русский вонючка!