Троцкий взял Рейснер за плечи, проникновенно посмотрел ей в глаза. - Лара, мы сжаты временем, как кулаком циклопа. Надо торопиться. Я должен провести обряд прямо здесь, в стальном несущемся вагоне, но так даже лучше. Так еще никого не посвящали. Иван! Иван! Иди сюда! Вольфганг, стань на дверях, никого не пускай.
Вошел скульптор Иван Ледовских, влюблено посмотрел на возбужденного Троцкого, на взволнованную Рейснер.
- Станьте сюда. Опуститесь на колени. Я, Великий Магистр, Красный Лев Революции, нибиру по крови, мальфар по рождению, посвящаю вас в члены Ордена Иуды «Алкедаму», «землю крови», выкупленную за тридцать сребреников Судьбы!
Троцкий возложил на склоненные и ничего не понимающие головы обе руки.
- Что это за Орден, Лев Давидович? – спросила Лариса. – В чем его цели?
Троцкий посмотрел ей в глаза, поджав снизу веки. Пенсне оформляло его взгляд в нечто отдельное, существующее самостоятельно и видящее насквозь.
- Во всем этом! - вождь рванул занавеси с окон.
Бронепоезд шел по степи, и степь вся – под облачным покровом со свинцовым грозовым подбрюшьем – шевелилась, как шевелится вшами шевелюра тифозного. Обозы тянулись докуда видел взгляд, пыль поднималась к небу, храпели кони, скрипели телеги, ругань неслась отовсюду. Там и сям в степи возвышались курганы, и уже зажигались сотни костров - полки становились на привал.
Троцкий задернул занавески и повернулся к стоящим на коленях соратникам.
- Открываю вам тайну. Я, Красный Лев Ордена Алкедамы, веду битву против
Чистокровных Нибиру. Рабы восстали. Мы ведем их. Ради них, ради их счастья. Они пройдут через страшные испытания, но только так и можно приобрести индивидуальную душу, и в этом тайна, неподвластная человеческому уму. Люди проклянут нас. Они предадут нас анафеме, нас, революционеров, Иуд, пожертвовавших собой ради них! Это страшно, но не так ли страшно было начальнику нашему, апостолу и мученику Иуде? Он шел на более страшный подвиг! Его пример дает нам стойкость и волю. Речь идет не о свержении царя и помещиков-капиталистов! Партия большевиков - ударный отряд великого Ордена Иуды, который осуществляет судьбы мира и спасает из глиняного заточения миллионы человеческих душ. Донес ли я до вас смысл нашей борьбы? Поняли ли вы ее великий космический смысл?
Посвящаемые смотрели во все глаза. Они не поняли ни слова из лихорадочной речи наркома.
- Мы осуществляем Таблицы Мировой Судьбы, мы жертвуем своими жизнями.
Наша награда, как и награда Иуды, – вечное проклятие всех поколений! Нас никто не оценит, никто нами не восхитится, никто не скажет в наш адрес благодарственное слово. Плевать будут на сами могилы наши!
Троцкий пригнулся, глаза его выкатились, пенсне свалилось и закачалось на шнурке.
- А я – знаю! - я стану в России Иудой коммунизма! Меня проклянут! Меня
проклянут и предадут, от меня отрекутся все мои соратники, все те, кто нынче поклоняется и идет за мной в бой! Я буду проклят в веках! Я буду нести вечное проклятие! Я кажусь со стороны несгибаемым и стальным, я караю людей, я повелеваю массами, но я погибну в петле на оси-и-и-и…
Голос Троцкого перешел в тонкий визг, неразличимый уху. Воздетые руки его со сведенными судорогой пальцами скребли по воздуху, словно он карабкался вверх.
Оглушительный удар грома громыхнул над несущимся бронепоездом. Щели стального вагона озарились.
- Наташа! – завопил вождь. (Почему он зовет Наташу, с обидой подумала
Рейснер). Троцкий вдруг закричал таким высоким и незнакомым голосом, что Лариса оцепенела. Так не мог кричать человек, так мог кричать только демон разрушения, потустороннее исчадие ада, обладающее невообразимой мощью и злобой, прорвавшееся, наконец, на свободу через бурлящие магмы мозга неистового наркома. Троцкий, все так же вопя, выгнулся дугой назад и начал медленно падать. Бородка его, как мушка на винтовке, торчала клином кверху.
- Держите же его! – закричала возникшая на пороге Седова.
Рейснер и Иван Ледовских не могли пошевелиться от ужаса.
Вагоны трясло и шатало, колеса равномерно стучали, сцепки гремели, вопль эпилептика затихал в булькотении обильной пены, выступившей на изуродованных судорогой губах. Жена Троцкого растолкала Ивана и Ларису, бросилась к бьющемуся в падучей мужу. «Ложку!»